Владимир Широков - Строки, обагренные кровью

Игорь бегло перебрал в памяти: что успел прочитать?

…Учебники по истории СССР. Очерки по истории Древнего Рима. История Древней Греции. История Древнего Востока… Книги о великих людях прошлого: Александре Македонском, Ганнибале, Юлии Цезаре, Чингиз-хане, Кромвеле, Александре Невском, Дмитрии Донском, Петре Первом, Богдане Хмельницком, Суворове…

Прочитанные книги имел привычку записывать и, как-то подсчитав, приятно удивился: двести тридцать восемь книг по истории. Двадцать трудов по философии: «Анти-Дюринг» и «Диалектика природы» Ф. Энгельса, «Материализм и эмпириокритицизм» В. И. Ленина, «Марксистский философский материализм», труды Плеханова, произведения Ницше, Шопенгауэра, Гоббса, Маккиавелли…

Интересовался и военными науками. Выписывал суворовские правила побеждать. Делал заметки об организации армий России, Турции, Ирана, Франции, Англии, Японии…

Да, книги были его учителями, его лучшими друзьями.

Вечером — вновь допрос.

Тот же кабинет, но следователь другой — постарше первого, в чине полковника. Иной и разговор.

Вначале полковник пытался разузнать: не передумал ли, сидя в камере? И тут же спросил:

— Правда ли, что был членом комитета комсомола? Кто еще был в комитете?

Не получив ответа, уселся поудобнее в кресле, закурил сигарету.

— Садитесь, Игорь Носенко, — спокойно произнес полковник. — Тихо будем разговаривать. — И предложил сигарету.

Игорь остался стоять. Сигарету не взял.

— Это есть напрасно. — все также спокойно оказал полковник.

Гестаповец курил. Казалось, все его внимание сосредоточено на сигарете да на табачном дыме, что тает в воздухе. Но взгляд его прищуренных глаз следил за жертвой. Было что-то страшное в этом взгляде врага.

— Вы ни есть курящий? Или сопротивляетесь? Курить надо. Табак делает легко.

Тон, каким говорил полковник, становился все мягче.

Хитростью, видно, намерен взять.

— Я стал знакомый с вашим дневником. Вы есть парень умный. Великая Германия умеет ценить умный человек…

А в доме Игоря — тревога, в сердце матери — отчаяние.

В поисках Игоря Вера Ефимовна ходила в полицию, потом в гестапо. Передачу приняли, но свидание не разрешили. Возвратилась еле живая. Дома места не находила. Знала: из гестапо не возвращаются. Значит, конец пришел и Игорю. И все же надеялась. Не отрывала затуманенного взгляда от калитки: может, вернется? Пусть побитый, искалеченный, лишь бы вернулся.

И дождалась — Игорь пришел. Обнял кинувшуюся к нему плачущую мать, ввел ее в дом. Усадил. Сам сел напротив.

Как она изменилась за эти несколько дней! Старухой стала. Только глаза те же — теплые, ясные.

Мать долго плакала, не выпуская сына из объятий, будто боялась потерять его вновь. Все целовала и целовала. Потом встревоженно спросила:

— Игорек! Сын мой! Скажи честно: почему тебя выпустили?

— Успокойся, мамочка! Ничего дурного не случилось.

Успокоил, обласкал, стал рассказывать.

— Так они, видимо, задумали перетянуть тебя на свою сторону? — вновь встревожилась мать.

— Наверное.

— Взяли подписку?

— Что ты, мама! Нет. Но выпустили, конечно, неспроста. Даже возвратили дневник. Для вида предупредили, чтоб не писал больше и ни с кем не делился подобными вещами.

— Думаешь, обходительностью хотят привлечь тебя?

— Похоже на то. Не исключено и другое, мама. За мной проследят и попытаются забрать потом всех нас.

— Я тоже так думаю. Не отстанут они от тебя, Игорь. Беги в лес, сынок.

— А с тобой, мамочка, что будет? Они же выместят все на тебе! К тому же лес без проводника может обернуться ловушкой.

Впоследствии, когда Вера Ефимовна познакомилась с Иваном Георгиевичем Лексиным, инженером, руководителем подпольной партийной организации, и от него узнала многое, о чем Игорь с ней не говорил, она поняла: о партизанах Игорь думал и раньше. Советовался с Лексиным. Но организация еще не имела связи с лесом. Посылали связных, однако их постигла неудача. Умолчал Игорь и об угрозе рецидива костного туберкулеза. Трудные условия жизни в лесу могли сразу же сказаться на его подорванном здоровье. Стать же обузой для партизан он не хотел.

Через две недели гестаповцы опять взяли Игоря.

Тюрьма, допросы с избиением. Потом вновь появился «вежливый» полковник, чуть ли не с извинениями.

— Вы, Игорь Носенко, есть свободный. Можете ходить домой. Вас трогать не будем. Только вы не должен забывать: это есть спасение вашей жизни. Вы должен нам помогать.

Когда Игорь, вернувшись домой, все рассказал матери и Лексину, сошлись на одном: Игорю вместе с матерью все же надо уходить к партизанам. Но тут круто изменилась обстановка. Пала Керчь. Умолк Севастополь. Немецко-фашистское командование начало прочесы партизанского леса. В этот период партизанское командование стало направлять многих партизан в города и села. Их задача — расширить подполье, усилить борьбу на местах. В лесу — жестокий голод, много раненых, больных.

Городские подпольщики занялись устройством партизан, а также бойцов и офицеров Красной Армии, пробравшихся из Керчи и Севастополя. Уход Игоря и матери в лес отложили. Тогда Игорь предложил иной план: использовать расчет гестаповцев на его лояльность к оккупантам. А работу в подполье законспирировать так, чтоб ни одна ищейка, тайно наблюдающая за «лояльным», ничего не засекла.

Иван Георгиевич одобрил этот план, вместе обдумали способы конспирации.

Леня Тарабукин, Володя Дацун и другие друзья Игоря, до сих пор действовавшие вместе с ним в одной группе, теперь прекратили даже тайные встречи с ним. Леня и Володя создали отдельные группы молодых подпольщиков, повели работу самостоятельно.

Игорь же стал дни и вечера просиживать во дворе или в комнате с книгой в руках. Уличным зевакой слонялся по городу, стараясь регулярно появляться перед зданиями полиции, жандармерии. Ходил с девушками в кино, смотрел фашистские боевики. Потом устроился на работу в книжный сортировочный склад. В том складе сортировалась русская литература: книги, пропагандирующие коммунистические идеи, отправляли на сожжение, а остальную литературу оставляли в хранилищах.

Склад охранялся немецкими автоматчиками. За работой русских сортировщиков наблюдали надсмотрщики во главе с шефом майором Шупке. Проверялась каждая партия книг, признанных годными, и если туда попадала хоть одна «крамольная» книга, виновного гнали с работы или брали под арест. Сортировались книги, сортировались и люди.

Игорь работал «безупречно». Стал бригадиром. Майор Шупке доверял ему. Хвалил. Не исключено, что лестные отзывы Шупке об Игоре шли тайными путями и в гестапо.

Результатом этой «лояльности» было спасение книг. После освобождения Симферополя мать Игоря Вера Ефимовна привела комсомольцев к тайнику. Из погреба извлекли… шестьсот томов марксистской литературы и произведений русских и советских писателей-классиков. Книги воспитали пионера и комсомольца Игоря Носенко, Игорь отдал должное своим воспитателям — книгам. Чтобы по одной вынести их за поясом из склада мимо вооруженных охранников, потребовалось шестьсот раз подвергнуть себя смертельной опасности. Помогали Игорю девушки, работавшие с ним. Они вошли в группу, созданную Носенко при складе.