Виталий Николаев - Танины тополя

— Таня, жива-здорова! — девушки бросились к Барамзиной. — Ну, как?

Вместо ответа Таня бросила на нары одну за другой три гильзы.

— Так надо их бить! — воскликнула Зина. — Устала небось? — она схватила жестяную кружку, плеснула туда кипятку, бросила два куска сахару.

— Спасибо, Зина.

В ту же минуту раздался громкий стук в дверь, а вслед за тем всю избу заполнил хрипловатый голос комвзвода снабжения старшины Саломатина.

— Можно к вам? Здравьица желаю, девчата! Дай, думаю, зайду по-стариковски, свою душу согрею, и ваши тоже.

Саломатину давно за сорок, но он полон бодрости и энергии. Человек, как говорят, бывалый: до семнадцатого года пахал землю, был рабочим на Путиловском, воевал в гражданскую. Нрава он был веселого, и с ним было легко.

— Для вас, дядь Саш, всегда самое почетное место! — смеются девушки.

— Еще бы не почетное! Ну-ка, кто спляшет?

— Почта?! — кричит Таня.

— Точно, — подтверждает Саломатин. — Доверием пользуюсь. Приказано передать вам духовную пищу.

Старшина едва успевал называть фамилию, конверт мгновенно хватали у него из рук.

— Ой!.. От Семы! — и Саломатин получил звонкий поцелуй в колючую, пару суток небритую щеку. — Нога поправится, товарищ старшина, я вам полечку станцую!

— Запомним. Зыкова!.. Прохорова!.. А вот и тебе, Танюша, два голубочка.

Таня быстро пробежала глазами первое письмо: от Андрея!

«Я горжусь тобой, Таня, и думаю только об одном: скорей бы, скорей на передовую. Мне уже лучше, я уверен, мне совсем хорошо. Но как убедить врачей в том, что, кроме самых точных диагнозов, есть еще громкий, отчетливый голос сердца. Таня, я все равно приеду, приду, приползу. И это будет скоро, жди меня, только жди…»

Таня бережно сложила бумагу треугольником, положила в карман гимнастерки, чтобы прочесть письмо еще и еще раз, не спеша, в уединении.

Вторая весточка была тоже из Перми.

— Смотрите, дядя Саша! — Таня протянула Саломатину листок с рисунками.

— Это еще что за картинки?! — удивился комвзвода. — Самолет. Пушка с красной звездой. — Лицо Саломатина выразило крайнее удивление, он даже перешел на «вы». — Так у вас, извините, потомство имеется?

Таня от души расхохоталась.

— Это мои детки нарисовали из детского садика, — сказала она — Вот смотрите, наш детский сад. Очень похоже. Даже топольки нарисовали. Мы их вместе сажали.

— Вырастут, — заметил Саломатин и, сделав небольшую паузу, добавил: — И топольки, и дети вырастут. Ну, мне пора, — он быстро поднялся. — Саломатин не побеспокоится — к вечеру придется ремни затягивать, — намекнул он на свои обязанности.

Старшина ушел, не прикрыв за собой дверь: видно, очень спешил.

На фронте.

Таня, прихлебывая из кружки крепкий чай, вынула из кармана белый треугольник и вновь стала читать письмо Андрея.

Неслышно подошла Зина.

— От него? — шепотом спросила она.

— Ага, — Таня кивнула головой.

— Счастливая.

Таня молча взяла подругу за руку, усадила рядом.

Еще в первые дни знакомства Таня как-то спросила девушку в откровенном разговоре, есть ли у нее любимый. Зина ответила:

— Я любила одного человека, его убили на фронте. Потом пошла я.

Девушки сидели на плащ-палатке, тесно прижавшись друг к другу, и тихо беседовали о чем-то своем, девичьем.

А вскоре снова полилась недопетая песня:

— Душевно поете, — услышали девушки голос лейтенанта Григорьева. Все встали, вытянулись по стойке «смирно».

— Сидите, сидите…

Григорьев подошел к Тане и Зине, присел рядом.

— Знаю, нелегко вам пришлось сегодня, Барамзина.

Командир достал из сумки карту, сложенную вчетверо, развернул ее.

— Придется еще поработать. Станция Горки вам известна. Здесь, говорят, немцы прогуливаются, даже группами. Займете позицию вот здесь, в трехстах метрах от железной дороги. Обзор хороший. Наденьте маскхалаты.

— Есть! — вместе ответили обе девушки.

— Да! — как бы спохватился лейтенант и шумно вздохнул. — А песню… Песню потом допоете. Блинова, Прохоренко, Зыкина! — обернулся Григорьев к другим подчиненным. — Со мной!

Девушки, сжимая в руках снайперские винтовки, выбежали из помещения.

Для лучшего обзора местности Таня и Зина устроились на двух разлапистых елях, совершенно слившись с их зеленым нарядом.

Барамзина решила привязать себя к дереву, зная по опыту, что быстро счет не откроешь, ждать придется долго. Но на этот раз подругам удивительно повезло.

На самой окраине Горок расположилось несколько домов, а в просвете между ними стоял колодец. Вначале Таня решила, что он заброшен, но это оказалось не так.

К колодцу медленно, с опаской продвигались два немецких солдата, держа в руках несколько котелков. Таня и Зина видели в оптические прицелы их испуганные лица. Тотчас последовали бы два выстрела, но девушки услышали, что солдатам кто-то кричит: «Шнель! Шнель!..» Первый солдат подошел к колодцу и заглянул внутрь. А второй, потоптавшись немного, вдруг побежал обратно. Тогда из-за дома с бранью выскочил немецкий офицер. Это был тот самый исключительный момент, который решил дело полностью в пользу стрелков. Офицер качнулся и рухнул лицом вниз. Солдат у колодца перегнулся надвое, причем голова его с частью туловища исчезла в проеме. Не спасся бегством и третий фашист.

В конце мая Таня писала в Пермь:

«Дорогой мой Андрей, с фронтовым приветом! Теперь я хорошо поняла, что такое передний край. Нелегко, конечно, смерть ждет на каждом шагу, но разве это должно нас страшить. Жгучую ненависть к фашистам — вот что мы несем в своем сердце. Я уже истребила 20 гитлеровцев.

Одно плохо: что-то ухудшилось зрение. Не пришлось бы сменить снайперскую винтовку на телефонную катушку. Фронтовой привет твоим родным. С нетерпением жду ответа. Пиши сразу».

Близилось осуществление грандиозной Белорусской наступательной операции. План ее был тщательно разработан и уточнен в Ставке Верховного главнокомандования.

К фронту, преимущественно в ночное время, двигались танки, артиллерия, непрерывно доставлялись боеприпасы и продовольствие. На направлениях главных ударов по врагу было сосредоточено огромное количество орудий и минометов.

Предстояла жестокая схватка двух очень сильных, хорошо вооруженных противников.

— Дядя Саша, — спрашивала Таня Саломатина, — что-то мы засиделись, а техники всякой к нам навезли.

— Почем тебе знать, — усмехался комвзвода, — что техники навезли?

— Не слепая, — рассердилась девушка.