Виталий Николаев - Танины тополя

— Я тэбэ як шарахну, Алешка. Комбат знае, шо робэ, а ты заткнысь.

Танки и самоходные орудия врага подошли к крайним избам, когда была отдана команда:

— По фашистам прямой наводкой — огонь!

Грянули орудийные выстрелы, вслед за ними затрещали пулеметы и автоматы. По цепи наших десантников пронеслись радостные возгласы: загорелись немецкий танк и бронетранспортер.

— Це дило, це по-нашиньски. Ось тоби ще одна галушка на закуску! — закричал Петро. — На, подавысь!

В рядах гитлеровцев началась паника.

Советские пушки били в упор по немецкой подвижной технике, им помогали и ротные минометы, расположенные около леса. Недалеко от блиндажа залегла с винтовкой Татьяна Барамзина.

В Тане снова заговорил снайпер. Увидев, как фашисты из головной колонны разрозненными группками двинулись на линию нашей обороны, Таня повела точный прицельный огонь из винтовки, продолжая про себя старый счет убитым гитлеровцам:

— Двадцать девятый!.. Тридцатый!..

— Сестричка, — услышала она голос подползшего к ней Саломатина. — Шелаева ранило… Давай, Танюша, я тут подзаймусь гадами! — и он пустил очередь из автомата.

Таня подползла к Шелаеву.

— Павел! Жив?

— Похоже на то, — ответил боец. Он коснулся рукой головы, и на пальцах свежо заалела кровь. Павел хотел приподняться.

— Ну-ну! — остановила его Таня. Она вынула из сумки с красным крестом бинт, ловко перевязала рану. — Держись за меня, блиндаж рядом.

— Что вы, ефрейтор! — взмолился Шелаев. — У меня только сейчас дела начнутся. — Шелаев поднялся. — Товарищ ефрейтор! Смотрите, командир взвода упал! — как-то по-мальчишечьи удивленно и громко закричал он. — Бегите туда!

Таня поползла к лейтенанту.

Над Пекалином поднялись густые клубы дыма, кое-где заиграли неровные языки пламени: загорелись три-четыре избы.

Ни одному вражескому танку не удалось пройти в наше расположение, они были подбиты. Но вскоре немцы очнулись, часть их боевых машин развернулась, расчетливее стала вести огонь артиллерия. Фашисты пошли напролом, стреляя на ходу. Вражескими снарядами были выведены из строя две семидесятишестимиллиметровые пушки. Замолкали временно и снова продолжали говорить наши пулеметы: это погибших сменяли товарищи.

Неравный бой шел уже больше двух часов. Таня ползала от одного орудийного расчета к другому, проникала в траншеи, где держались автоматчики, одних перевязывала на месте, и они продолжали вести стрельбу, других тащила на себе через поле, около горящих изб в блиндаж, где можно было сделать более сложную перевязку.

Павел Шелаев, с перевязанной головой, продолжал сражаться и с группой бойцов отбил три атаки гитлеровцев. Был момент, когда сам Шелаев поднял товарищей в контратаку. Рядом с ним выросла фигура Захара Желтова. Он в упор расстреливал гитлеровцев из автомата, уничтожил гранатой немецкую повозку с боеприпасами.

Наводчик орудия Николай Пуденков, минометчик Петр Стефаненко, рядовой Ерофей Шеповалов, десятки других героев сдерживали натиск полутора тысяч озверевших гитлеровцев.

И только когда немцы бросили на этот участок свежую роту автоматчиков, наши бойцы отошли на заранее намеченный оборонительный рубеж.

Солнце поднялось над Пекалином и осветило поле брани. Уже несколько часов держал противника третий батальон, отрезав ему пути отхода.

Но вот наступил момент, которого больше всего боялись десантники.

— Снаряды! — кричал Алексей. — Нет больше снарядов, Петро.

— Нэма больше снарядов, Алеша? — Петро, в разодранной гимнастерке с пятнами крови, повернул к другу обожженное лицо. — Но е ще рукы, ось ци рукы, яки… М-м!

Петро застонал. Алексей левой рукой обхватил его и крепко притянул к себе. Правой он сжимал связку гранат.

Весь участок перед артиллеристами был густо усеян трупами гитлеровцев. Подбитый немецкий танк совсем вгрызся в яму, словно хотел пройти под землей, другой стоял чуть в стороне и боком: казалось, в последний момент у «тигра» сдали нервы и он решил покинуть поле битвы. Эта мишень была настолько удобна, что артиллеристы одним снарядом подожгли бронированное чудовище. Так оно и застыло перед двумя советскими воинами, обнажив развороченный бок.

Немцы решили окружить батальон. Они даже несколько ослабили атаки в центре расположения наших подразделений.

Командир батальона понял маневр и приказал бойцам отходить, отстреливаясь, через ржаное поле в лес.

— Подожди, товарищ командир, подожди, — вслух говорил Алексей. — Я только одного еще подпущу ближе, чтоб наверняка.

Пули свистели вокруг двух бойцов, но странно: сейчас, когда Алексей ждал бронетранспортер, шедший прямо на них, ни одна из вражеских пуль не достигала цели.

Алексей бросил связку гранат — раздался оглушительный взрыв. Бронетранспортер загорелся. Алексей, взвалив на себя раненого товарища, пополз к блиндажам.

Таня и Алексей положили Петра около входа в блиндаж. Девушка быстро наложила повязку на его рану. Рядом лежал боец, голова его покоилась на автомате, который он все еще крепко сжимал помертвевшими пальцами, как будто через минуту-другую готовился по команде подняться в атаку. Взяв автомат убитого бойца, Таня залегла в окопчике рядом с Алексеем.

Гитлеровцы снова пошли в атаку. И тогда заговорил автомат ефрейтора Барамзиной.

— Вот вам, сволочи! За наших получайте! За всех и за все!

Потом она сказала Алексею:

— У меня еще есть раненые. Самых тяжелых я отправила с бойцами. Возьми Петра, он, может, еще выдержит, и неси к нашим в лес.

— Я тоже останусь, — твердо сказал боец.

— Пойми, Алексей, ты быстрее доползешь с ним, ты сильнее. А я прикрою огнем. — Таня неожиданно повысила голос: — Возьми Петра, слышишь, я приказываю как старшая по званию!

Алексей посмотрел в серьезные, усталые глаза девушки, пополз к блиндажу.

— Держись за меня, Петро. Вместе поползем.

— Ни, Алешка, — подал голос раненый. — Повзы один. — Петро, собрав силы, начал стрелять. — Ось вам, ось, гадюки!

Вдруг он почувствовал, как левая рука Алексея, поддерживавшая его, ослабла. Алексей уткнулся лицом в бруствер окопа. Пуля пробила ему голову.

Гитлеровцы шли и шли.

— Хох! Хейль! — слышались дикие выкрики.

На фоне серых мундиров четко выделялись эсэсовцы в черном: они подгоняли эту серую массу, не считаясь с потерями.

— Форвертс, золдатен, форвертс!

— Рус, сдавайся! — кричали немцы на ломаном русском языке.

Таня оттащила Петра в блиндаж, на ступеньки.

— Сестричка, тикай звидсы. Я один…

— Молчи…

— Тикай, воны вже близько… — слабо проговорил Петро.