Евгений Петров - Год рождения — 1917

Лейтенант Дойников дал условный знак: залечь! Комроты прикинул, что у фашистов явный перевес сил, они идут на рукопашную, на ближний бой. Принимать его в такой обстановке — значит зря пролить кровь. Рядом с командиром залег расчет станкового пулемета. Ребята как бежали, так и плюхнулись в небольшую лунку.

— Огонь! — приказал лейтенант.

— Как огонь? Можно же полоснуть и по своим? — засомневался пулеметчик.

— Не мешкай! Бери прицел выше, в грудь фашистов.

Рота поняла действия своего командира без слов. Стрелки лежали в болоте не шевелясь, не приподнимаясь, давая возможность пулеметчикам бить немцев.

Фашисты не успели приблизиться на бросок гранаты, как пулеметный огонь покосил их. Контратака отбита. И тут же команда во весь голос: «Вперед, товарищи, вперед!»

На восточной окраине Унечи — окопы в полный профиль. Там вражеские пулеметы, пушки, долговременные огневые точки. Об этом разузнала наша воздушная разведка. По телефонным проводам идет команда: «Отставить лобовую атаку!»

Пехота, а за ней и танки устремились к дорогам, ведущим от Унечи на Сураж и Клинцы. Оседлать их — значит накинуть петлю на немцев в городе.

Ночью враг в Унече дрогнул, начал отходить.

В этот момент лейтенант Николай Дойников получил команду наступать. Взвились ракеты. И как эхо то здесь, то там понеслось: «Вперед!»

Еще один маневр. Еще один город наш!

В том 1943 году пришла шифровка из Центрального штаба партизанского движения. Начальник штаба П. К. Пономаренко предписывал откомандировать в распоряжение штаба Аркадия Кулешова.

Не просто было сказать: «До свидания, Аркаша, до встречи!»

Как-никак со «Знаменем Советов» шагал он с первых дней войны. Поэт, сочиняя рифмованные шапки, «оперативные» стихи, не разменивался на мелочи, берег каждую фронтовую минуту. Позднее он сам так напишет о своей военной судьбе:

«24 июня 1941 года покинул разрушенный фашистской бомбардировкой пылающий Минск. Пешком проделал горький путь от Минска до Орши. Поездом доехал до Калинина, где добровольно вступил в ряды Красной Армии. Из Калинина был послан в военно-политическое училище под Новгородом. Оттуда направлен на службу в армейскую газету «Знамя Советов».

В 1942 году во фронтовых условиях написал поэму «Знамя бригады». Глубокой осенью того же года прочитал поэму Александру Трифоновичу Твардовскому, мнением которого, по понятным причинам, я особо дорожил. Поэма Твардовскому понравилась, и он тут же послал ее Михаилу Исаковскому. В начале 1943 года поэму, в переводе М. В. Исаковского, опубликовал журнал «Знамя».

— До свидания, Аркадий! Большого тебе полета! — желала Кулешову редакция.

Далеко не каждый человек, ежедневно получавший на передовой армейскую газету, представлял себе, с каким трудом рождались ее номера, особенно в наступлении. Уходя в подразделения, мы не всегда знали, где встретимся. Зато каждое возвращение было праздником, особенно тогда, когда поспевали к редакционной летучке.

Вся газетная семья собиралась в хате или в большой землянке, а иногда, в теплые погожие дни, просто на полянке или в лесу.

В президиуме восседали редактор Владимир Борисович Фарберов и секретарь редакции Максим Нечетов. Максим, чернобровый, подтянутый, как говорится, мужчина в соку, обладал каким-то исключительным «нюхом» на материал. Пройти через него и попасть в номер было не так-то просто. Он никогда не откладывал материал в долгий ящик. Пробежав представленные ему заметки или зарисовки, он тут же заключал: «Похвально!» Но чаще Максим возвращал материал и, иронически сжав губы, уставив на собеседника смеющиеся глаза, категорически заявлял: «Не пройдет! Халтурка!» Это его «Не пройдет!» приводило не раз в бешенство и Игоря Чекина, и Ваграма Апресяна, и других, имеющих писательское звание. Мы, молодежь, в спор с Максимом не вступали, так как знали, что бесполезно. Лучше уж уйти, порвать свой опус или изыскивать изюминку.

Для нас ясно было, как дважды два, что легче всего напечатать призыв бить врага, труднее подсказать, научить людей, как действовать в тех или других условиях. В этом — линия «Знамени Советов».

На летучках обсуждали содержание газеты за истекшую неделю. Дежурный критик отмечал последовательность выступлений газеты, приводил в пример лучшие «гвоздевые» материалы, по косточкам разбирал корреспонденции и заметки, «ловил блох». Потом выслушивались предложения. Петя Белый обычно заявлял:

— Я думаю, надо побольше печатать материалов под рубрикой «Из опыта боев». А то у нас некоторые товарищи «декламацией» занялись.

Сыпались реплики: «Нельзя ли конкретнее?»

— И так ясно.

Игорь Чекин горячился:

— Для души солдата надо уметь писать! У тебя, Петя, одна уставная тарабарщина. Песню новую не мешало бы в очередной номер дать.

Редактор обычно молчал, сосал трубку и время от времени что-то записывал в книжечку карманного формата, с которой никогда не расставался. В заключение он подтверждал мнение критика о лучших материалах, поддерживал дельные советы, посвящал нас, какие вопросы решает Военный совет армии.

Это помогало нам заглядывать вперед на месяц, два, а то и больше. Мы узнавали, что впереди будут то леса, то водные преграды, то села или города. А это означало, что в походах надо искать офицеров и солдат, знавших по личному опыту, как бороться за отдельный дом, как воевать на водном рубеже, в лесах и болотах.

Писатели, поэты, корреспонденты и фоторепортеры всегда были в поиске фактов и новых форм подачи материалов. Повторяться, делать все на одну колодку не позволяла совесть и профессиональная гордость.

Колдовали кропотливо над макетами, время хоть и военное, а лепить полосы тяп-ляп нельзя. Они должны играть красивой версткой, шрифтами: текстовыми и заголовочными, разнообразным набором.

Доставалось от этих задумок рабочему классу редакции — наборщикам, верстальщикам, цинкографам, печатникам, корректорам. Доставалось завхозу Гукаю: хоть из-под земли вынь, да положь бумагу, типографскую краску, и не одну, а разных цветов. Достань спирт, свежие яйца, кислоты и щелочи, фотопленку для цинкографии и репортеров, масло, керосин, бензин для моторов, мыло и ветошь для рабочих и шоферов.

Во время наступления почти каждый день передвигались вперед и цехи: печатный, наборный, цинкографский, корректорский. За ними следовали подсобные службы. Водители редакционных машин приобрели вторые профессии: монтеров и мотористов. Движки безотказно давали в нужное время свет, приводили в действие печатные машины.

Шоферам кроме всего прочего приходилось нести патрульную службу. Для офицеров и рядовых не существовало ни дня ни ночи, ни будней ни праздников. Отдыхали лишь тогда, когда позволяли обстоятельства, когда было ясно, что сегодня газета выйдет и попадет в полки. В бросках и походах приспосабливались отдыхать накоротке, спать в кабинах машин или на самодельных раскладушках, вместо одеял служили шипели, полушубки, плащ-палатки.