Ричард Холл - Всё летит к чертям. Автобиография. Part 2 [litres]

Я доел суп и подошел к холодильнику, чтобы взять из него мороженое. Джанет могла воинственно отрицать западное общество наживы и потребления и его ложные ценности, но в морозилке у нее всегда было полно мороженого. Я набрал большую тарелку шоколадного, ванильного и клубничного и налил стакан апельсинового сока. Отложил «Всемирный каталог» и принялся за «Альманах фермера». Он был скучный и взрослый, но больше листать было нечего.

В гостиной имелись другие книги, но я не хотел туда идти. Напившись, мама и ее друзья переставали быть взрослыми, то есть здравомыслящими, людьми. Когда мама накуривалась, а это случалось почти каждый день, она менялась. Я ее не узнавал. Она скрывала, что курит наркотик, от родителей, но открыто говорила об этом со всеми остальными.

Напившись, мама и ее друзья переставали быть взрослыми, то есть здравомыслящими, людьми.

Я доел мороженое и поставил тарелку в раковину. Пора было ложиться спать, но никто не собирался готовить мне спальное место. Обо мне забыли. Я неохотно вошел в задымленную гостиную. Джанет на диване целовалась с хиппи, у которого были очень длинные волосы. Мама и Чарли сидели очень близко друг к другу, гадая на картах Таро.

– Мам, где мне спать? – спросил я.

– Ложись где хочешь, – ответила она и отвернулась от меня к Чарли.

Я не мог лечь в кровать Джанет, потому что это была кровать Джанет. Я не мог лечь на диване – там она обнималась с волосатым хиппи. Я не мог спать в машине, потому что продрог бы в ней.

Поэтому я взял с края дивана подушку и индейское одеяло и забрался под кофейный столик. Места там было немного. Но, как заметил Чарли, я был маловат для пятилетнего мальчика, и это решило дело.

Деревянная перекладина в нескольких дюймах от лица навеяла мысли о кладбище. Мне представилось, что я лежу в гробу. Что делают люди после того, как умирают? Там, в могилах, на кладбище?.. Смотрят ли они на деревянную крышку гроба в нескольких дюймах над собой?

Музыка Ричи Хейвенса смолкла. Вскоре я заснул.

На рассвете я проснулся и выбрался из-под стола. Было холодно, пахло сигаретами и мокрой шерстью. На диване свернулись клубочком двое. Было ясно, что они голые: из-под кучи одеял торчали обнаженные плечи и ноги. Они принадлежали Джанет и ее приятелю-хиппи.

В спальне поверх одеял лежал и храпел голый Чарли. Мама спала рядом с ним.

Я знал, что никто из них не проснется в ближайшее время, поэтому решил позавтракать самостоятельно и набрал в холодильнике мороженого. В доме неприятно пахло, мне не хотелось общаться ни с кем из похмельных хиппи, когда они проснутся. Я вытащил из маминой сумочки ключи от машины, взял в руки тарелку с мороженым и забрался в «Фиат».

Сидя на чистом сиденье с тканевой обивкой, я слушал радио. Голос ведущего был похож на голос дедушки [32] Здесь стоит отметить, что дедушка был для Моби образцом «настоящего мужчины», в отличие от хиппи, с которыми встречалась его мать. Далее в тексте Моби с особой любовью опишет свои отношения с дедушкой. .

Я переживал паническую атаку и не мог заснуть.

Мы с Натали провели потрясающий вечер в Кембридже [33] Кембридж – здесь имеется в виду не английский Кембридж, а город в штате США Массачусетс, известный Гарвардским университетом. , и я вернулся к себе в гостиницу в три часа ночи. Рано утром мне нужно было ехать в аэропорт и улетать в Великобританию. Следовало отдохнуть. Но я обливался потом и не мог сомкнуть глаз от страха.

Каждый раз, когда я пытался с кем-то встречаться, меня одолевала паника [34] Здесь и далее Моби будет неоднократно упоминать о специфическом психическом расстройстве – панических атаках, которые преследовали музыканта в стрессовых ситуациях, а также при длительных отношениях с девушками. Моби очень страдал от этого недуга, неоднократно обращался к психотерапевтам за помощью. Можно предположить, что это стало основной причиной того, почему Моби так и не женился. – бессонница, спазмы в мышцах, потливость и неудержимый хаотичный поток мыслей. До того, как я бросил колледж в 1984 году, мне удавалось без всяких проблем поддерживать отношения с девушками по несколько месяцев. А сейчас страх парализовывал меня после первого свидания.

Обычно я беспокоился о многих вещах – о работе, жилье, деньгах. Но то, что творило со мной сближение с женщиной, не лезло ни в какие ворота. Я осознавал, что все живые существа имеют инстинкт самосохранения и испытывают страх перед реальной опасностью – огнем или львами. Но не понимал, почему паникую из-за привязанности и тепла.

Всю жизнь больше всего я хотел любить и быть любимым. Но стоило мне встретить кого-нибудь, кто мог осуществить мои желания, приходила паника. Она терзала меня до тех пор, пока я не возвращался в свой одинокий мир. Какая-то глубинная часть мозга отчаянно защищала меня, вытесняя из любовных отношений. Как только я выполнял ее требования, страх исчезал.

Панические атаки одолевали меня уже много лет. Но я продолжал наивно надеяться, что однажды встречу прекрасную добрую женщину, которая поможет мне избавиться от них.

Ранее этим вечером мы отыграли на открытом воздухе концерт, организованный бостонской радиостанцией. Маленький четырехнедельный тур превратился в пять месяцев гастролей, строились планы выступлений в Австралии, Новой Зеландии и Японии – по завершении европейского тура.

После концерта я сменил пропитанную потом концертную одежду на чистую. В гримерке толклись все мои музыканты и техники.

– Не знаю, чем вы, неудачники, займетесь, а у меня свидание! – сообщил я.

– С человеком? – спросил Дэн.

– Ага, – сказал я, стараясь сдержать довольную улыбку.

– Нет, – заявил Стив, осознав, куда я собрался.

– Да, – ответил я, улыбаясь шире.

– Натали? – спросили хором Скотт, Стив и Дэн.

– Ага! – с удовольствием подтвердил я и направился к двери.

За спиной раздался многоголосый горестный вой: «Вали на хе-ер!»

Я взял такси и доехал до Кембриджа. Там меня уже ждала Натали. Держась за руки, мы бродили по Гарварду и целовались под столетними дубами. В полночь она позвала меня в свою спальню, и мы легли рядом на узкой кровати. Когда она заснула, я осторожно высвободился из ее объятий и на такси уехал к себе в отель. Меня захлестнула паника.

Я пытался бороться со страхом с помощью здравого смысла, логических рассуждений. Убеждал себя, что причин для опасений быть не может: нет огня, нет львов; все, что происходит, – всего лишь свидания с женщиной. Но паника была неумолима. Она вела меня к одному. Глубинный поломанный психоментальный механизм ставил знак равенства между безопасностью и одиночеством.