Ричард Холл - Всё летит к чертям. Автобиография. Part 2 [litres]

За ужином она рассказала, что занимается музыкой. Я тут же попросил:

– Сыграй мне что-нибудь!

– Конечно! – обрадовалась она. – У тебя есть пианино?

– Рояль на втором этаже.

– Этажи в квартире!.. – Она покачала головой. – Моби, ты крут.

Мы спустились на три этажа вниз, в гостиную.

– Все равно не верю, что здесь можно жить, – сказала она, оглядывая гостиную с турецким ковром XIX века, мраморным камином и книжными полками во всю стену. – Все такое… нереальное!

– Я рос в бедном районе Дариена, мы с мамой жили на пособие. – Не понятно почему, но мне захотелось довести это до сведения Лиззи. – И после того, как я ушел из дома, первое время жил на заброшенной фабрике в наркоманском районе.

– А теперь тут.

– А теперь тут, – улыбнулся я.

Лиззи села за рояль.

Я не был пьян и не паниковал. И это мне нравилось.

– Хочешь, спою что-нибудь из своего? – неожиданно предложила она.

– Ты сочиняешь песни?! – изумился я. – Я весь внимание!

Я опасался, что она разочарует меня. Но ее исполнение было безупречным, она играла завораживающую музыку, лирическая песня волновала чувства, а ее голос был низким, но сильным.

– Это здорово! – воскликнул я, когда она закончила. – У тебя есть договор на запись?

– Я работаю с менеджером, но ты знаешь, каково это, – с грустью ответила она.

– Ты собираешься издавать музыку под своим именем? Лиззи Грант?

– Не зна-аю, – неуверенно протянула она. – Звучит как-то незамысловато.

– Прекрасное имя, мне кажется.

Я сел рядом с ней за рояль и начал ее целовать. Она ответила – но вдруг отстранилась.

– Что такое? – озаботился я.

– Ты мне нравишься. Но я слышала, что ты занимаешься этим со многими.

Мне захотелось соврать – наплести что-нибудь про наветы, завистливые сплетни и свою пуританскую строгость. Но я промолчал.

– Давай снова встретимся. Я позвоню, – сказала она, вставая из-за рояля.

– Хорошо.

Я проводил ее вниз, на 29-й этаж, и у лифта поцеловал на прощание.

Не так я представлял себе окончание вечера. Я думал, что мы освятим мое новое жилище водкой и сексом. Но, к моему удивлению, сорванные планы не вызывали у меня сожаления. Я не был пьян и не паниковал. И это мне нравилось.

Миллионы, потраченные на покупку и ремонт этой безусловно прекрасной квартиры, ничего во мне не изменили.

Вернувшись в квартиру, я ходил вверх и вниз по лестницам, смотрел, как мягкий свет торшеров ложится на дубовые панели и дорогую рубчатую обивку диванов. Потом поднялся на самый верхний балкон и долго любовался простирающимся подо мной Манхэттеном.

Мне вдруг захотелось ощутить гармонию своей жизни. Ведь она была мною достигнута, создана – разве не так?

Но я ее не ощущал.

Новая квартира казалась мне совершенной. Элегантный, роскошный, респектабельный дом. Здесь было все, о чем я мечтал в детстве. Так почему я не чувствовал счастья?

Я спустился вниз, и вниз, и еще вниз по множеству лестниц в гостиную и сел за швейцарский рояль ценой в 20 000 долларов, на котором играла Лиззи. Снял обувь, поставил босые ноги на турецкий ковер и начал играть «Гимнопедию» Эрика Сати [161] Эрик Сати – французский композитор и пианист, реформатор европейской музыки начала XX века. . Перед переездом я говорил друзьям и членам семьи, что состарюсь в этой квартире и умру счастливым, сидя за роялем.

Я резко встал и вышел на балкон.

Меня охватила паника. Я имел все, в миллион раз больше, чем все. Но не был счастлив. Миллионы, потраченные на покупку и ремонт этой безусловно прекрасной квартиры, ничего во мне не изменили.

Я пошел на кухню и налил себе полстакана водки. Выпил ее, словно воду. Налил еще. Когда я начал пить в средней школе крепкое спиртное, оно вставало мне поперек горла, и его приходилось разбавлять газировкой или соком. А теперь водка проваливалась в меня без всяких проблем.

Спиртное немного утихомирило панику. Но совсем чуть-чуть.

Зазвонил телефон. Первый звонок стационарного телефона в новой квартире!

– Мо! Это Фэнси! Мы идем в «Sway», давай с нами!

Когда Лиззи ушла, я тут же представил, как проведу тихий, спокойный вечер в кресле возле камина, с книгой в руках, под музыку Генделя. Но вместо этого мой желудок был полон теплой водки, и квартира казалась такой же маленькой и ничтожной, как я сам.

– Да, Фэнси, – сказал я. – Выхожу, скоро увидимся.

Мои друзья выгнали меня из группы. За то, что я стал невыносим.

Мы начинали с кавер-версий Clash, Sex Pistols и Voidoids, но в последний год стали писать свои хардкор-панковые песни. Например, «Hit Squad for God» [162] «Ударная группа для Бога» ( англ .). , «Housewives on Valium» [163] «Домохозяйки под валиумом» ( англ .). или «Wonder Bread» [164] «Чудо-хлеб» ( англ .). – о белом хлебе, которым отравился целый город, а потом его стали использовать как строительный материал.

В последние несколько месяцев я срывал репетиции Vatican Commandos, ругал музыку, которую мы играли, оскорблял Джима, Чипа и Джона. Я был несносен с ними. И совершенно не понимал, почему вел себя как невыносимый идиот.

За этот год я организовал еще две группы: AWOL [165] Коллектив Awol в 1984 году выпустил одноименную пластинку, в состав которой вошли четыре трека. В этом коллективе Моби выступал в качестве автора текстов, вокалиста и гитариста. Остальные члены коллектива: Paul Johnson – бас-гитарист, Andrew DeAraujo – барабанщик. и Image. С AWOL мне лучше всего удалось добиться звучания как у Joy Division. А Image я собрал только для того, чтобы побольше времени проводить с Сарой, красивой вокалисткой: она мне нравилась. Я любил эти проекты, но большую часть времени уделял Vatican Commandos.

Каплей, переполнившей чашу терпения моих друзей, стал инцидент на конкурсе «Битва групп», который проходил в кафетерии старшей школы Дариена. Я опоздал, оделся не так, как подобает панк-рокеру, а так, чтобы выглядеть клоуном. На мне были ярко-синие штаны, желтый вязаный жилет поверх розовой футболки и пушистые тапочки. Я нарочно играл плохо, а после концерта сразу ушел, оставив за сценой свое оборудование. Поэтому Джиму, Чипу и Джону пришлось заботиться о моих гитаре и усилителе.

Мои друзья выгнали меня из группы. За то, что я стал невыносим.

На следующий день Джим позвонил и сказал, что общим голосованием группы я из нее исключен. И добавил:

– Приходи и забирай свои инструменты, иначе я оставлю их на улице.

Я знал Джима и Чипа с восьмого класса, в Джона – с десятого. Мы вместе ездили в Нью-Йорк – за пластинками и на концерты Talking Heads и Black Flag. Последние два года мы почти все время были вместе – сочиняли музыку, говорили о музыке, спорили о том, как играть музыку. Они были моими лучшими друзьями. А я стал отталкивать их. И не знал почему.