Алексей Рыбин - «Кино» с самого начала и до самого конца

На работу я ездил к семи утра на электричке с проспекта Славы и как-то поделился с Витькой впечатлениями о этих ранних электричках, о грохочущих, остывших за ночь тамбурах, о заспанных людях, пытающихся проснуться с помощью «Беломора» или «Стрелы» — Витьке всё это было очень близко — он тоже ездил в училище утренними электричками. Это был настолько неприятный момент — грохочущая холодная дорога каждое утро, что Витька довольно часто поругивал всё, что было связано с железнодорожным транспортом, и в один из вечеров, предвкушая завтрашнюю дорогу, после часа работы сочинил какую-то полумистическую, жутковатую песню — «Электричка». Это была просто гипнотизирующая вещь, вся построенная на двух аккордах, в которой я играл соло малыми секундами, очень режущими слух, как мне кажется, интервалами:

Мы очень много репетировали, произвели у меня дома так называемую демонстрационную запись, которую, правда, никому никогда не демонстрировали — Витька забрал эту ленту к себе домой, спрятал в шкаф, сказав, что это будет архивная запись. Интересно, существует ли она сейчас? Ещё одна, к сожалению, не последняя утраченная запись, проникнутая тем безумным настроением начала восьмидесятых…

Чаще стали мы встречаться с Борисом Борисовичем (Б.Г.) — то в клубе, то на концертах. Он очень тепло относился к Витьке и к его песням, советовал поскорее вступать в рок-клуб и начинать активную деятельность. Я иногда менялся с Борисом пластинками, иногда по пластиночным делам мы встречались у Саши-с-Кримами — старого Борькиного знакомого. Сашу-с-Кримами прозвали так за то, что в его доме находилось практически полное собрание сочинений Эрика Клэптона (в пластинках), включая «Крим», «Блайнд Фэйт» и «Дерек энд Доминоз», а также масса другой блюзовой и прочей рок-продукции. Саша-с-Кримами (настоящее имя — Саша Старцев) безусловно оказал и оказывает значительное влияние на рок-движение Ленинграда. Этот замечательный молодой человек, библиофил и филофонист, спортсмен, любитель бадминтона и сейтборда, каждое лето отправлялся в поход с байдаркой на плече и палаткой за спиной, а вернувшись из далёких лесов в родной город, отправлялся в экспедицию по магазинам Ленинграда и области с рюкзаком за плечами в поисках спиртовой морилки для мебели. Накупив полный рюкзак бутылочек с этим препаратом, он возвращался в свою квартиру, где сложнейшим химическим путём перегонял морилку в чистейший питьевой спирт и регулярно снабжал этим напитком небогатых тогда рок-музыкантов. Саша-с-Кримами при этом действовал избирательно — он не любил хард-рок и хард-рокеров, и морилки им не давал, а поил ею только «Аквариум», «Кино» и «Зоопарк», что, конечно, не могло не отразиться на философии и мироощущении этих групп. Возможно, отчасти и поэтому они стоят несколько особняком в рок-клубовских списках.

Но я опять забегаю вперёд. Следуя советам Бориса и собственным желаниям и интуиции, мы подали в рок-клуб заявку на прослушивание. Витька со скрипом залитовал несколько своих текстов — поскольку они отличались от основной массы рок-клубовской литературной продукции полным отсутствием социальных проблем, у цензоров возникли претензии в «безыдейности» написанного Витькой материала. Но, поскольку ничего неприличного в текстах не было, их, морщась, всё-таки залитовали, пожурив слегка за отсутствие гражданской позиции.

— Интересно, — размышлял вслух Витька, сидя вместе с нами у Олега дома, где мы проводили последнюю репетицию перед прослушиванием. — Интересно, они «Битлз» любят? То-то в песнях Маккартни сплошные социальные проблемы. Особенно в ранних пластинках.

Наконец великий день настал. В назначенное время мы пришли в одну из комнаток на Рубинштейна, 13 с двумя гитарами и бонгами. Мы довольно сильно волновались — предстоящий шаг казался нам очень ответственным, да в то время, вероятно, так оно и было. С одной стороны, мы были уверены, что наш музыкальный материал интересней, чем у большинства рок-клубовских групп, с другой стороны, знали, что члены комиссии имеют своё, чёткое и заштампованное представление о роке и чем группа дальше от этих штампов, тем меньше у неё шансов понравиться при прослушивании. В комнатке нас встретил улыбающийся Игорь Голубев, как всегда подбодрил нас, посоветовал не волноваться и попробовать «посвинговать».

— Ну-ну, сейчас посвингуем, — пробормотал Олег.

— Я тебе посвингую, — шепнул Витька. — Играй, пожалуйста, нормально.

По коридору к нам медленно и неотвратимо приближались остальные члены комиссии с Таней Ивановой во главе. Не любила нас Таня сначала, ох, не любила. А через год полюбила — вот что делает с людьми высокое искусство… Кто там был ещё, я сейчас не помню, помню только Таню, Игоря и, по-моему, Колю Михайлова. Комиссия расселась по стульям, мы тоже расселись по стульям. Игорь Голубев улыбнулся и сказал:

— Ну вот, молодая группа хочет показать свой материал. Ребята хотят вступить в рок-клуб, и, мне кажется, их творчество заслуживает интереса. Они несколько не похожи на то, к чему мы привыкли, ну что ж — это тоже может быть интересным. Ребята они хорошие, ходят ко мне в студию, учатся…

— А как вы называетесь? — спросила Таня.

— «Гарин и Гиперболоиды», — ответил Витька. Члены комиссии засмеялись, а Таня поморщилась.

— А что вы хотите сказать таким названием?

— Да ничего, — сказал Витька, начиная раздражаться.

— Да… — Таня покачала головой, она боролась за чистоту рок-идеи, а тут какие-то «Гиперболоиды» — что они умного могут сказать? Что светлого привнести в молодые души, жаждущие правды, чистоты и… ну да, да — рок-революции…

— Может, послушаем их, — наконец-то предложил Голубев. — Что мы их мучаем, смущаем, давайте, ребята, начинайте.

Настроение у нас уже было препаршивое, но деваться было некуда, и мы начали. Репетиции пошли нам на пользу — раздражение не отражалось на качестве игры — мы всё делали чисто и без ошибок, старались, конечно. «Бездельник № 1», «Бездельник № 2», «Мои друзья», «Восьмиклассница»… Шесть или семь песен без перерыва, одна за другой. И напоследок — недавно написанный Витькой «Битник» — мощнейшая вещь опять-таки с мрачным и тяжёлым гитарным сопровождением.