Георгий Санников - Без протокола: невыдуманные истории рассказывают дипломат Александр Богомолов и разведчик Георгий Санников

Иногда мы собирались мужской компанией на квартире у моего старшего по работе товарища — Вениамина Терентьевича Сутулова с его друзьями — Захаровым Сергеем Васильевичем, Зайцевым Иваном Ивановичем и еще одним, фамилию которого называть не хочу, ибо именно он и донес генералу о наших встречах за рюмкой. Какие это были приятные и так много дающие вечера! Все они были намного старше меня, а какие знаменитые, сколько они знали и как много я от них получил. Великолепнейшая школа, пожалуй, никакая лекция по соответствующей оперативной дисциплине не заменит таких вечеров. Этих вечеров было несколько. И вот однажды, приехав к нам в Берлин из Бонна, Иван Иванович Зайцев, который уже до этого побывал у генерала, рассказал нам, что Александр Михайлович буквально «снял стружку», отругав за, как он сказал, «пьянки», и запретил эти встречи. Мы сразу же по некоторым признакам определили «доносчика», он пришел чуть позже всех остальных, и хозяин квартиры в соответствующей мужской форме с позором выставил его из своего дома. Казалось бы, и конец истории. Однако спустя несколько дней в посольство по делам приехал Александр Михайлович, вызвал к себе несколько человек и потом, попросив меня остаться, спросил: «Ты тоже в этой компании пьяниц по Ингельхаймерштрассе?» — «О чем вы, Александр Михайлович, кого вы имеете в виду?» — с удивлением и непониманием спросил я. Генерал несколько раз и по-разному повторил свой вопрос и, так и не получив ответа, махнул рукой: «Ну вас всех к черту, в людях нужно лучше разбираться». Я-то понял, о ком и о чем идет речь. Но генерал явно был доволен, что никто из нас, на кого «донесли», так и не назвал ни самого факта, ни своих товарищей, а ведь генерал, наверное, специально нашел возможность каждому из нас задать один и тот же вопрос.

Как-то в период весенней Лейпцигской ярмарки один из наших сотрудников был направлен вместе с оперативным водителем на встречу с ценным источником из числа западных фирмачей. Успешно проведя встречу и получив интересный материал, этот сотрудник, имея некоторую слабину в обращении с рюмкой, решил отметить вместе с шофером удачную работу, и, найдя укромное местечко в лесу под Лейпцигом, они предавались в течение двух дней пьяному веселью. Так и провели двое суток — днем пили, а ночью «конспиративно» отсыпались в машине. На третий день придя в себя, он вспомнил, что в конце этого дня в Берлине у него не менее серьезная, чем в Лейпциге, встреча с агентом из Западного Берлина. Строго предупредив шофера и «под пытками» не выдавать происшедшее, они, совершив на бешеной скорости прыжок Лейпциг — Берлин, буквально ворвались в город и успели-таки вовремя подъехать к зданию «Культур-бунда», что на Отто-Нушкештрассе, где и произошла встреча с агентом. Тут-то и произошла непростительная для опытного оперработника ошибка — он отпустил машину. Чувствовал он себя неважно, хотя и был крепким и сильным физически человеком. Вскоре собеседник понял, что его шеф и руководитель мертвецки пьян и вот-вот свалится и заснет. И вот тут уже и агент поступил непродуманно. Вместо того чтобы довезти своего куратора до дома, то есть до огороженной и охраняемой части района в Карлсхорсте, где тогда проживали почти все советские граждане и где размещались представительство КГБ, военная комендатура и другие военные учреждения, агент посадил шефа в такси и отправил его одного. Тот по дороге заснул, да так крепко, что, подъехав к пропускному пункту и не добившись от бормотавшего что-то русского ничего вразумительного, немец — шофер такси сдал его подошедшему советскому военному патрулю. Финал известен. Обнаружив в карманах у спящего советские документы, военные передали его дежурному аппарата КГБ.

Последовали письменные объяснения, в которых вообще отрицалась какая-либо вина, тем более двухдневная пьянка, а все сводилось к тому, что ему стало нехорошо после встречи уже в Берлине. Александр Михайлович лично допросил обоих. Оперработник как-то сразу же сник и, уже не сопротивляясь, выложил все как было генералу, написав откровенное объяснение. Ну а водитель, памятуя указание своего непосредственного оперативного начальника, продолжал упорно сопротивляться, отрицая «пьянку», утверждая, что тот был трезвый и, вероятно, опьянел уже после встречи с человеком в Берлине, так как много работал в Лейпциге, не спал две ночи, смертельно устал, ну и т. д. и т. п., то есть то, что он уже писал в объяснении. Рассвирепевший генерал буквально рявкнул на шофера: «А это ты видел? Читай!» — и ткнул ему под нос вторичное объяснение виновного, где была уже правдиво и в деталях описана вся «эпопея». Картина, как мне позже рассказывали присутствовавшие при этом свидетели, была более комичная, чем грозная: сидящий на табурете в комнате водителей (да, именно в комнате водителей, куда и пришел генерал) маленького росточка шофер, в прошлом танкист-фронтовик, кавалер трех орденов «Славы», крепко вцепившийся в края высокого табурета обеими руками и с не достающими до пола ногами, глядит снизу вверх в глаза стоящему перед ним высоченному и разъяренному до предела Александру Михайловичу, который держит перед лицом водителя объяснение оперработника. «Читай, если не можешь сам сказать!» — говорит генерал, и маленький человек на табурете переводит свои ясные, светлые и такие правдивые глаза сначала на бумагу, а прочитав ее, вновь смотрит в глаза генералу и четко произносит: «Я выполнял указание своего прямого начальника». — «Вот дал бы тебе сейчас! — в сердцах произносит генерал, взмахнув перед носом не моргнувшего и глазом водителя кулаком, — да отвечать за тебя не хочется, а надо бы вздуть!» И бросил кадровику уже на выходе из комнаты: «Оперативного сотрудника немедленно откомандировать в Москву и уволить, а водителя пока на год оставить!» В этом был весь генерал, по достоинству и предельно четко оценивший все происшедшее.

Александр Михайлович, наверное, крайне редко менял свои решения, но на этот раз сдался. Уверен, что в изменении решения об увольнении из органов госбезопасности и в переводе провинившегося из Первого главного управления во Второе (контрразведку) сыграло не только то обстоятельство, что речь шла об очень опытном и квалифицированном сотруднике-фронтовике, — определенную роль имела просьба товарищей, обратившихся к генералу с ходатайством оставить на работе этого сотрудника, а самое главное — за него замолвила слово по просьбе одного нашего работника жена генерала Ирина Александровна.

Александр Михайлович был исключительно решительным человеком. Так уж бывает, что на определенное количество успешно проведенных оперативных мероприятий обязательно случаются провалы даже при очень тщательной подготовке. В Западном Берлине в районе Цоологишенгартен проводилась важная операция, в которой было задействовано четыре оперативных работника и прикрывавших их несколько немецких агентов-боевиков. Было совершено предательство. Один из прикрывавших наших сотрудников агентов позвонил американцам, и те мгновенно среагировали: через 20 минут они уже были в районе операции и взяли всех участников. К счастью, проводившие прикрытие этой операции сотрудники не были известны предателю, и через небольшой промежуток времени генерал знал все. Знал он и то, что задержанные были доставлены в подразделение ЦРУ в Западном Берлине на Клейаллее и содержались под стражей.