Бронни Вэр - Пять откровений о жизни [litres]

– Хорошо, – сказала она наконец. – Папе мы об этом не расскажем, а в школу я завтра позвоню.

Вот и все. Инцидент был исчерпан. Но я натерпелась такого страху, что не только никогда больше не пыталась ничего украсть, но ни разу в жизни не вернулась в тот злополучный магазин.

Спустя несколько лет я закончила школу и уехала из городка, в котором выросла. Мне не терпелось расправить крылья и начать самостоятельную жизнь, и я согласилась на первую предложенную мне работу – в отделении банка в городе, где жила бабушка, в пяти часах езды от дома родителей. Поселиться с бабушкой и тетей было самым практичным выходом из ситуации.

Мне исполнилось восемнадцать, и после детства на ферме и учебы в католической школе я была открыта любым новым впечатлениям. Когда через несколько месяцев моя мама догадалась, что я больше не девственница, она была шокирована и почти что готова отказаться от меня. Она поверить не могла, что я, приличная девушка, так легко дала сбить себя с пути истинного. И снова бабушка спасла ситуацию, твердо сказав маме, что времена изменились, и я по-своему все еще приличная девушка. Наши отношения с мамой после этого стали только крепче.

Когда я открыла для себя алкоголь и заявилась домой к бабушке пьяной, она на всякий случай поставила у кровати ведерко. Она была мудрой и снисходительной женщиной, оказавшей на мою жизнь глубочайшее и очень благотворное влияние. Когда я довольно рано объявила, что алкоголь не для меня, она вздохнула с облегчением.

Бабушка пережила всех своих братьев и сестер, что было для нее невыносимо, потому что она относилась к ним как к собственным детям. Где бы я ни жила, мы с ней постоянно переписывались и все друг другу рассказывали без утайки. Я вместе с ней тосковала, когда она потеряла последнюю сестру, и печалилась, видя, как она стареет. Смотреть, как с годами она теряет былую живость и самостоятельность, было больно, потому что приходилось признать, что бабушка рано или поздно меня покинет.

Я с трудом сдерживала слезы каждый раз, как мы с ней разговаривали, поэтому однажды откровенно сказала ей, что очень люблю ее и буду безумно скучать, когда придет ее срок уйти из жизни. После этого мы стали разговаривать с ней о смерти открыто и честно, чему я радуюсь до сих пор. Не отрицая неминуемого, мы наслаждались каждым разговором, и бабушка делилась со мной своими мыслями об уходе из жизни. Она была готова к нему за несколько лет до срока.

Вернувшись на родину после нескольких лет за границей, я сразу же помчалась к бабушке. Она очень изменилась. Волосы ее полностью поседели, она ходила с палочкой и, казалось, уменьшилась в размерах. Моя обожаемая бабушка превратилась в старушку. Ей было уже за девяносто, но ум оставался совершенно ясным, и мы еще год или два регулярно и с удовольствием общались.

Однажды в понедельник мне позвонили на работу. Бабушка умерла накануне, ночью, во сне. Мой мир рухнул в момент. Закрыв дверь своего кабинета, я уронила руки на стол, голову на руки и рыдала, прощаясь с любимой бабушкой и оплакивая свою потерю.

Я ушла с работы пораньше, потому что из-за слез все равно ничего не видела и едва соображала. По пути домой я забрала почту. Машинально просматривая конверты, я замерла в изумлении: среди писем и счетов была открытка от бабушки! Она отправила ее в пятницу, а умерла в воскресенье ночью. По моим щекам хлынул поток слез одновременно горя и радости, и я прижала открытку к груди, всхлипывая и улыбаясь.

Я чувствовала безумную благодарность за нашу близость и за то, что мы честно поговорили с бабушкой о смерти. Между нами не осталось никакой недосказанности. Она знала, что я люблю ее, а я знала, что она любит меня, и подтверждение этому я читала в ее открытке: « Я тебя очень люблю, моя милая, и постоянно о тебе думаю. Пусть тебе всегда светит солнце, Бронни. С любовью, бабушка ».

Мысли о ее предстоящем уходе не раз вызывали у меня слезы задолго до того, как она умерла. После того как это произошло, я тоже много плакала. Но при этом в глубине души я чувствовала покой, зная, что мы встретили то, от чего никому не суждено убежать, честно и открыто. Сознание этого утешает меня и сегодня. Бабушка улыбается мне с фотографии в рамке, которая стоит у меня на столе. Иногда я очень по ней скучаю, но знаю, что наша честность подарила нам совершенно особые отношения, которые и сегодня делают меня лучше.

Моему пациенту, к сожалению, было куда тяжелей. Честность оказалась для Йозефа и его семьи слишком болезненной. Я всем сердцем сочувствовала его боли и бессилию. Этому человеку уже пришлось пережить невообразимые страдания, и вот теперь, на смертном одре, он не находил себе места. Жизела по-прежнему заходила в комнату с полными тарелками еды, убеждая мужа поесть. Он ласково улыбался ей и отказывался. Вечерами меня сменяли другие сиделки, но днем за Йозефом ухаживала я. Мы очень сблизились, и ему было со мной удобно и легко, особенно теперь, когда он раскрыл мне душу.

Поэтому я крайне удивилась и расстроилась, узнав, что мне нашли замену. Сын Йозефа счел, что мои услуги обходятся слишком дорого. Я объяснила, что его отцу осталось жить не больше недели или двух, но он считал, что Йозеф может прожить в таком состоянии еще несколько лет. Семья нашла нелегальную сиделку, готовую работать за копейки.

Я умоляла Жизелу переубедить сына, но это ни к чему не привело. Они приняли решение. Меня ждали другие пациенты – работа для меня всегда находилась. Я расстроилась только из-за того, что Йозеф открылся мне и ему явно было со мной хорошо. Мне казалось, что для его родных его комфорт в последние пару недель жизни должен быть превыше всего. С ужасом я думала о том, что новая сиделка может оказаться равнодушной, особенно потому, что Йозеф уже почти не мог разговаривать от слабости и одышки. Одновременно я жалела и новую сиделку, представляя, какие им с Йозефом предстоят языковые сложности.

Впрочем, сделать я ничего не могла, поэтому оставалось только поверить, что этот поворот событий – часть пути Йозефа. Разве нам дано знать, чему человек должен научиться в течение жизни? Нет. Так что мы с Йозефом обнялись, обменялись улыбками, которые говорили куда больше слов, и простились. В дверях спальни я задержалась, глядя на него в последний раз. Мы еще раз улыбнулись друг другу. Затем я ушла. Отъезжая от его дома, я подумала, как он сейчас смотрит в окно, думая о чем-то своем, и расплакалась. Работая сиделкой, я знакомилась с людьми, которых при других обстоятельствах ни за что бы не узнала. Мы многим делились и многому учились друг у друга, и, хотя иногда мне бывало тяжело, эта работа того стоила.

Через неделю мне позвонила внучка Йозефа, сказать, что он умер. Я была рада за него. Болезнь уже не позволяла ему сохранять нормальное качество жизни, так что его уход был облегчением. Думая о нем, я испытывала только благодарность. Учиться у милых моему сердцу пациентов было великим даром. Мы все умрем, но у нас есть возможность управлять своей жизнью, и моя работа не давала мне забывать об этом.