Бронни Вэр - Пять откровений о жизни [litres]

Мучения Йозефа, который не мог быть откровенным с близкими, наполнили меня решимостью всегда делиться своими чувствами с другими людьми. Я перестала понимать, почему мы так боимся быть открытыми и честными. Понятно, что мы хотим избежать боли, которой чревата откровенность. Но стена тайны, которой мы окружаем свои чувства, тоже может обернуться болью, ведь она мешает другим по-настоящему узнать нас. Глядя на слезы Йозефа, мечтавшего быть понятым и принятым, я поняла, что никогда не буду прежней.

В тот день, когда мне сообщили о его уходе, я отправилась в парк возле пляжа и просто сидела, глядя по сторонам. Вокруг играли дети, и я наблюдала, как естественно они делятся друг с другом своими чувствами. Если им кто-то нравится, они прямо говорят об этом. Если им грустно, они плачут, высвобождая свои эмоции, а затем снова радуются. Они не умеют подавлять свои чувства. Я сидела и любовалась тем, как искренне дети выражают себя, как они все вместе играют и что-то строят.

Мы создали общество, в котором взрослые существуют по отдельности друг от друга, совершенно изолированно. Глядя на детей, я видела, как они естественны в своих проявлениях: они все вместе играли, свободно выражали свои чувства и радовались жизни. Я жалела, что, взрослея, мы утрачиваем искренность и открытость, но с другой стороны, эта картина вселяла в меня надежду. Если каждый из нас когда-то был таким, хотя бы в какой-то степени, то, возможно, мы еще не утратили это состояние.

В том парке возле пляжа я приняла решение. Мне никогда не придется жалеть о том, о чем пришлось пожалеть милому Йозефу. Пора набраться смелости и начать искренне говорить о своих чувствах.

Стены, которыми я окружила свое сердце, больше не нужны. Наконец я готова их снести.

Прозвенел звонок, разбудив меня от крепкого сна в новом доме. Сунув ноги в тапки и завернувшись в халат, я отправилась наверх, проведать Джуд. Она промычала нечто невнятное – посторонний человек ни за что не понял бы, чего она хочет, но я легко разобрала просьбу перевернуть ее, потому что у нее болит нога. Устроив Джуд поудобней, я погасила свет, вновь пожелала ей спокойной ночи и вернулась вниз, в свою удобную и красивую кровать.

Мы с Джуд нашли друг друга через общих знакомых. Кто-то из моих друзей-музыкантов знал, что я работаю сиделкой, и передал мой номер ее семье. До сих пор большинство моих паллиативных пациентов были пожилыми людьми; многие умирали от рака и связанных с ним заболеваний, но не все. Джуд было всего сорок четыре, и она страдала от заболевания двигательных нейронов. Она жила с мужем и чудесной девятилетней дочкой с каштановыми кудрями и лучезарной улыбкой. Это были любящие и светлые люди – как и сама Джуд.

Семья Джуд решила больше не связываться с агентствами, которые постоянно присылали им новых сиделок. У Джуд было немало потребностей, причем весьма конкретных. Из-за болезни ее речь постепенно становилась все менее понятной, поэтому ей нужна была постоянная сиделка, знакомая с ее нуждами.

В мои выходные за Джуд присматривали другие сиделки – теперь у меня было достаточно опыта, чтобы обучить их всему необходимому. Поскольку Джуд уже не могла передвигаться сама, мы использовали гидравлический подъемник, чтобы перемещать ее в кресло или кровать. Ее болезнь прогрессировала каждый день. Я радовалась, что познакомилась с ней, пока она еще разговаривала относительно нормально, потому что теперь это позволяло мне намного лучше понимать ее мычание.

Джуд родилась в очень богатой семье. От нее всегда ждали, что она удачно выйдет замуж и будет жить так, как полагается женщине ее круга. Ее первая машина стоила куда больше, чем большинство людей зарабатывают за год. В обычном магазине одежды она впервые побывала лет в двадцать пять – до этого она носила только дизайнерские вещи. Об этом позаботились ее родители.

Однако при этом Джуд всегда привлекало искусство, и она вовсе не была рабой роскоши. Все, чего ей хотелось, – это жить простой жизнью, рассказывала она мне. Но родители настояли, чтобы она получила образование, и поставили ее перед выбором: изучать право или экономику. Хотя Джуд и говорила, что хотела бы заниматься искусством, такой вариант даже не рассматривался. Уступив родителям, она выбрала юриспруденцию. Она говорила себе, что однажды ее родители умрут, и тогда ей удастся применить себя в области, которая ее по-настоящему интересует: в искусстве или социальной сфере. Однако жизнь распорядилась иначе. Ее отец действительно умер, но матери суждено было ее пережить – впрочем, болезнь все равно лишила Джуд возможности работать.

Зато благодаря своей любви к искусству она познакомилась с молодым художником Эдвардом. Они сразу же понравились друг другу, и, хотя вначале оба немного робели, сила взаимного притяжения придала им смелости.

Очень скоро они влюбились друг в друга с головой, забыв обо всем остальном мире. Семья Джуд не одобрила ее выбор, потому что Эдвард вырос в бедной семье, занимался искусством и вполне довольствовался простым образом жизни. На своем поприще он достиг успеха, но родители Джуд считали любого представителя свободных профессий неприемлемой кандидатурой.

К сожалению, ее поставили перед выбором: родители или Эдвард. Она выбрала Эдварда. Разумеется, тут даже думать было не о чем, рассмеялась Джуд. Она всем сердцем любила Эдварда, а он любил ее. Тогда семья Джуд разорвала с ней все отношения. У нее осталось несколько близких друзей из прежней жизни, но теперь она принадлежала к другому миру, более счастливому и открытому, поэтому у нее быстро появился новый круг общения.

Через несколько лет у Джуд и Эдварда родилась дочь, Лайла. Джуд хотела, чтобы девочка общалась с бабушкой и дедушкой, поэтому приложила все усилия, чтобы помириться с родителями. Ее отец со временем смягчился, и его последние годы были согреты любовью к обожаемой внучке. Отношения с дочерью у него тоже наладились. С Эдвардом он всегда был вежлив, но так и не смог принять, что сердце его дочери завоевал художник. Дружбы между ними не сложилось. Зато отец Джуд, несмотря на протесты жены, купил для молодой семьи дом недалеко от залива.

Все шло хорошо, пока Джуд внезапно не сделалась странно неуклюжей – это стало настолько заметно, что они с Эдвардом обратились к врачу. Все это они рассказывали мне хором, и вовсе не потому, что болезнь Джуд мешала ей говорить самой, а просто потому, что они были очень близки. Мы с ними были почти ровесниками, и, глядя на их любовь, я чувствовала одновременно восхищение и бесконечную грусть.

Мы часами разговаривали с ними втроем, и эти беседы были глубокими и честными. Среди прочего мы обсуждали и тему принятия смерти в таком молодом возрасте. Нам часто кажется, что мы будем жить вечно, но у жизни свои планы. Некоторым людям суждено умереть молодыми. Словно цветы, которые распустились, но не успели превратиться в плоды, они покинут мир, не успев полностью реализовать свой потенциал. Другим суждено дожить до зрелости и умереть в расцвете лет. Третьи переживут расцвет и постепенно состарятся.