Александр Петрович Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 1

Ничего этого не получилось в жизни. Только позднее, после многих лет совместного проживания с мужем и наблюдая за родителями своих учеников, я поняла, какую огромную роль в формировании нравственных качеств, мировоззрения человека имеет семья, из которой он вышел.

Взгляды родителей на отношения между людьми, их моральные качества накладывают неизгладимый след на тех, кого они воспитывают.

Поняла я и то, как относительно это понятие «хороший человек» и какую ответственность я взяла на себя, решив связать свою жизнь с человеком, которого совсем не знала и к которому не тянулась душа.

Семья, в которой я воспитывалась, не была дружной. Между мамой и папой не так-то редки были размолвки, но оба они были абсолютно честными, прямыми и открытыми людьми, готовыми всегда вступить в борьбу за справедливость, придти людям на помощь. Только мама жалела всякого несчастного человека и старалась ему помочь, независимо от того, был ли виноват человек сам в своём несчастье или нет. Папа же считал, что не всякий человек достоин сострадания и не каждого человека следует жалеть.

— Бедная эта Анна, — скажет, бывало, мама о женщине, приходившей за подаянием, а папа возражает:

— Кто виноват, что ей приходится сбирать? Сколько раз её устраивали на работу, нигде не работается. Ходит, выпрашивает, а работать не хочет.

Сам он был великий труженик и ненавидел всех, кто пользовался чужим трудом или пытался это делать. Ненавидел он и тех, кто пытался урвать побольше у государства, получить какие-то преимущества для себя. Эту ненависть и честность переняли у него и мы, его дети.

В семье нашей честность царила безраздельно. Я не помню случая, чтобы папа или мама сказали хоть одно слово неправды. С самого раннего детства мы просто не понимали, как это можно солгать и позднее, вплотную столкнувшись с ложью, мы не сразу верили, что человек лжёт, а, убедившись в этом, тяжело переживали.

Наш папа глубоко верил в коммунизм, и не только верил, но и жил и работал по его идеалам. У мамы такой веры не было и жила она больше семейными заботами сегодняшнего дня. Нас, детей, было в семье трое (два брата и я), надо было всех одеть и накормить, а работал только отец. Мама, в прошлом учительница, была домохозяйкой. Папа не был сторонником личного хозяйства и не особенно стремился к нему, считая занятие им лишней тратой времени и средств. Мама же очень любила животных и с удовольствием ухаживала за ними. Весь себя отдающий работе, папа мало интересовался семейными делами и заботами, переложив их на плечи неработающей мамы. На этой почве чаще всего и случались размолвки. Причиной их была порой и исключительная гражданская честность отца. Был такой случай. Папа для пригородного хозяйства завода на свои личные деньги купил несколько штук кошма. Мама очень просила оставить одну для семьи на подшивку валенок, но папа ни за что не согласился, мотивируя тем, что кошму он покупал для завода. Или, скажем, надо попросить в заводоуправлении лошадь привезти сено, опять загвоздка. Трудно было заставить папу попросить что-либо для себя и своей семьи. Считал неудобным делать это. А ведь сам не только добросовестно работал на своей работе, но никогда не чурался и общественной работы, если мог её выполнить. В войну его, бухгалтера, как самого честного человека, просили выдавать карточки, продуктовые и хлебные, даже, одно время, получать и раздавать овёс заводским лошадям. И он делал это.

Разумеется, и папа, и тем более мама были трезвенниками. Я до сих пор храню и показываю сыновьям двадцатиграммовую рюмочку, которую при гостях выпивал папа. Больше он не пил.

Вот такими были наши отец и мать. На нас, детей большее влияние оказывал отец, особенно на меня и старшего брата. Именно, прежде всего ему мы обязаны тем, что начисто лишены стяжательства. Папа был убеждённым атеистом, такими стали и мы. Не умел он приспосабливаться к жизни, не умеем делать это и мы, его дети.

Муж вышел совсем из другой семьи. Правда, это была тоже трудовая семья, но её нравственные устои и уровень развития во многом отличались от наших.

Из разных семей вышли совершенно разные люди: я и мой муж. Разное у нас отношение к людям, к жизни, к детям, к своему гражданскому долгу.

Муж, прежде всего, заботился о том, чтобы быть сытым, для меня на первом месте была полнота жизни, возможность всю себя отдавать общему делу. Он и детей своих хотел видеть всегда только сытыми и одетыми. Моральные качества их, его не интересовали. Я же заботилась не только об их здоровье и материальном обеспечении, но, прежде всего о воспитании в них моральных качеств, о том, чтобы они видели будущее, трудились на него и готовили себя к нему.

Сходились мы с мужем только в одном: оба считали труд основой жизни, но по-разному смотрели на него. Он — как на средство материального обеспечения, возможность заработать деньги на жизнь, я — не только как на средство обеспечить существование, но и как на место приложения своего разума, своих творческих сил и способностей на общее благо.

«Учитесь — сможете потом заработать больше денег», — убеждал муж детей.

«Учитесь» — сможете больше сделать на земле, лучше трудиться особенно в наши дни, а, следовательно, вам будет больше почёта и уважения», — говорила я.

Мысль, что коммунизм есть историческая неизбежность, объективная закономерность, рано стала моим глубоким убеждением. Вся моя трудовая и общественная деятельность направлялась этим убеждением, всем существом своим видела я коммунистическое будущее и старалась показать его не только своим ученикам, но и своим детям.

Муж живёт настоящим, будущее его не интересует, в коммунизм он не верит.

— Как же ты в партии оказался? — спросила я как-то его после очередного разговора на эту тему.

— А что? Я работаю честно, добросовестно. Чего ещё надо? — ответил он.

«Мечтательница», «фантазёрка» — так он нередко называет меня даже сейчас, когда вся наша действительность, казалось бы, должна убедить его в правоте моих слов и действий.

Я не представляла себе жизни без активного участия в общественных делах и постоянно выполняла изрядное количество общественных поручений. Муж же всегда скептически относился к ним.

— Меня они не поят и не кормят, — оправдывал он свою позицию.

Правда, ему время от времени тоже приходилось выполнять общественные поручения, но относился он к ним только как к нагрузке.

Я близко воспринимала всякую несправедливость и живо реагировала на неё, всеми способами, какими владела, стараясь защитить справедливость. Приходилось открыто вступать на защиту и несправедливо обиженного человека.

— Что ты вмешиваешься, если тебя не спрашивают? Какое тебе до этого дело? Тебя что, задевает что ли? Кто он тебе, сват или брат, что ты из-за него наживаешь себе неприятности, — убеждал меня мой благоверный.