Дмитрий Медведев - Уинстон Черчилль. Против течения. Оратор. Историк. Публицист. 1929-1939

Еще ближе ему была мысль о том, что «Юлий Цезарь» посвящен борьбе против тирании. Именно тирания является той осью, которая закручивает вокруг себя всех героев, вступающих то в союзы, то в противоборство. Уже в первой беседе с Брутом Кассий упоминает о предке собеседника, в двух строчках дважды употребляя знаковое слово: «Сумел бы от тирана Рим спасти, // Будь тот тиран сам дьявол». Брут дальше тоже признает, что в Риме отныне «надменно тирания правит».

На протяжении всей своей жизни Черчилль был противником неограниченной власти, будь то тирания, диктатура или деспотизм. Но в 1930-е годы эти формы правления все больше будут привлекать его внимание. В феврале 1931 года издательство G.G. Наггар & Со. Ltd. опубликовало перевод книги «Диктатура под судом» под редакцией Отто Форета де Баттаглии (1889–1965), Черчилль согласился написать предисловие к английскому изданию. В небольшой заметке, которая заняла четыре печатных страницы, он сконцентрировался на том, что, по его мнению, составляет главное наследие Великобритании: на парламентской системе. XIX век стал, по его словам, эпохой расцвета парламентаризма. Падение или ослабление абсолютизма привело к распространению новой формы правления. Казалось, этот процесс продолжится и в следующем столетии. Но Первая мировая война жирной чертой перечеркнула едва наметившиеся тенденции. Законодательные собрания стали закрываться либо низводиться до уровня пустозвонной синекуры. Власть все больше сосредотачивалась в руках новых кесарей, готовых подчинять и принуждать [549] Cm.: Churchill WS. Introduction / Battaglia O.F. (ed.). Dictatorship on its Trial. P. 7–8. . В этой связи анализ трагедии Шекспира представлял для Черчилля дополнительный интерес.

По его словам, разбив врагов, Цезарь «смог достичь таких высот, с которых стал угрожать вызывающим воодушевление свободам» [550] Cm.: Churchill WS. Julius Caesar U The Strand Magazine. 1933. № 86. P. 41. . И в этой перемене, ознаменовавшейся попранием морали и распространением жестокого индивидуализма, для Черчилля важны два момента. Во-первых, сосредоточение власти в руках одного человека может происходить даже в странах со зрелой политической системой. Например, в Древнем Риме:

Во-вторых, Шекспир очень убедительно с психологической точки зрения описал, как некогда исповедовавшие демократические принципы политики, вкусив власть, требуют для себя чрезвычайных полномочий:

Как и у любого великого текста, эти строки не исключают и иных трактовок. Например, человек, недавно вошедший во власть, отказывается от тех, кто сделал его хозяином положения. В одной из своих книг Черчилль использует созданный Шекспиром образ при описании личности Гитлера, «оттолкнувшего ногой ту самую лестницу, по которой он взобрался на головокружительные вершины» [551] См.: Черчилль У.С. Указ. соч. С. 50. .

Возвращаясь к теме тирании. В «Цезаре» присутствует еще одна — третья — мысль: кто виноват в произошедшей метаморфозе? Разумеется, виноват тиран, не сумевший пройти испытание медными трубами. Но виноват и народ, упавший духом и не желающий сопротивляться. «В нас дух отцов угас, // И нами правит материнский дух, // Ярму мы подчиняемся по-женски», — недовольно констатирует Кассий. И дальше продолжает:

Так почему же Цезарь стал тираном?

Несчастный! Разве мог бы стать он волком, Когда б не знал, что римляне — бараны; Пред римлянами-ланями он лев.

Кто хочет развести скорей огонь, Тот жжет солому. Римляне, вы щепки, Вы мусор, коль годитесь лишь на то, Чтоб освещать ничтожество такое, Как Цезарь…

«Не звезды, милый Брут, а сами мы // Виновны в том, что сделались рабами», — то ли в качестве нарекания собеседнику, то ли в качестве упрека самого себя заключает Кассий.

Для Черчилля эта мысль является принципиальной, поскольку обращает внимание на другую особенность диктатуры и режимов, построенных на тирании, — наверх поднимаются отнюдь не обладатели выдающихся личных качеств. Бразды правления чаще всего сосредотачиваются в руках циничных, расчетливых и безжалостных участников гонки за власть. А что до нравственного облика, интеллектуального превосходства или моральной силы, то и в этом новые вершители судеб отнюдь не превосходят своих коллег, с кем когда-то занимали одно положение. Шекспир выражает эту мысль в одном из диалогов Кассия и Брута.

Впоследствии Кассий вернется к этой теме. «Не выше он тебя или меня // По личным качествам, но стал зловещ // И страшен…» — скажет он в разговоре с Каской.

В своем пересказе Черчилль подробно останавливается на диалогах, которые фиксируют мысль о том, что Цезарь «не супермен» [552] См.: Churchill WS. Op. cit. P. 43. . Правда, это не означает, что автор пересказа негативно или неуважительно относился к великому понтифику. Напротив, он восхищается его смелостью, почти дословно цитируя слова Цезаря, которые мог бы повторить и сам: «Трус умирает много раз до смерти, // А храбрый смерть один лишь раз вкушает!» [553] В пересказе УС. Черчилля. См.: Ibid. P. 48. . Он восхищается разносторонностью и активностью Цезаря, сравнивая с ним своего кумира Наполеона, которого называл «величайшим человеком дела, родившимся в Европе после Юлия Цезаря» [554] См.: Черчилль У.С. История англоязычных народов. Т. 3. С. 280. . Он восхищается прозорливостью и достижениями Цезаря, говорит, что «взгляд Цезаря пронзал века, и там, где прошли его легионы, обустроилась цивилизация» [555] См.: Там же. T. 1. С. 37. . Но более всего его восхищало великодушие древнеримского политика. По мнению Черчилля, «Юлий Цезарь добился гораздо больше своей добротой и милосердием, чем своими умениями, героизмом и доблестью» [556] Цит. по: Langworth R.M. (ed.). Op. cit. P. 329. .

Не менее интересен взгляд политика на других персонажей трагедии. Опытный оратор, он высоко оценивает знаменитую речь Марка Антония перед народом после убийства Цезаря: «Ни одно выступление в мировой истории не известно больше и не изучено лучше» [557] См.: Churchill WS. Op. cit. P. 55. . После того как политические оппоненты устранили его покровителя, Антоний попадает в тяжелую ситуацию. Меч, запятнанный кровью Цезаря, навис теперь над его головой, и ему приходится думать не о борьбе за власть, а о сохранении собственной жизни. Любой другой на его месте, чтобы переждать бурю, удалился бы в тень. Но Антоний собирается вступить с убийцами в бой, не имея для борьбы никаких ресурсов, кроме своего красноречия. И он использует его наилучшим образом.