Майкл Каннингем - Край земли. Прогулка по Провинстауну

В месте с людьми в Провинстауне благополучно сосуществуют некоторые отряды животных. Это большой собачий город, где каждому известны жизненные привычки не только соседей, но и их собак (вот королевский пудель по кличке Дороти, вот черный лабрадор смешанной породы, известный как Люси, вот длинношерстная такса, принадлежащая дородному мужчине, который разгуливает по улицам в кафтанах), которых с той же вероятностью поприветствуют по имени, стоит им появиться на пороге магазина или кафе.

Провинстаун также может похвастаться впечатляющей когортой статных котов, как правило, белых с массивными черными отметинами, похожих на ожившие полотна Франца Клайна, потомков давно почившего пракота. Они по-мещански безмятежны — как будто им отсыпали часть привилегий, которыми когда-то обладали капитаны китобойных судов. Власть собак, в изобилии обитающих в Провинстауне, по крайней мере частично упразднена строго соблюдаемым даже на пляжах законом о поводках, навсегда низведшим их до статуса домашних животных. У каждой есть имя, каждая учтена — и каждая хотя бы отчасти унижена. Коты, куда более свободные и вездесущие, подчеркнуто независимы и расхаживают по улицам и пляжам с аристократической уверенностью. Они красавцы, эти коты. Тощие, хорькоподобные, пугливые особи в Провинстауне будто бы и не водятся — могу лишь предположить, что этих нервных костляков разогнали по задворкам и аллеям их более благополучные братья и сестры, холеные здоровяки с царственными головами и тяжелыми чувственными хвостами, которым нет дела ни до собак, ни до прохожих; которые иногда запросто могут вздремнуть посреди нагретой солнцем улицы.

Что же до диких животных, особое место в Провинстауне занимает процветающая популяция скунсов. Они здесь повсюду. Поскольку скунсы — ночные животные, при свете дня вы не увидите ни одного, но во время прогулки поздним вечером, скажем, после одиннадцати, когда улицы заметно пустеют, встречи с ними едва ли можно избежать. Хотя они преисполнены чувства собственного животного достоинства и щеголяют белыми полосками, сверкающими в свете фонарей, они не самые импозантные существа. В природе они пешеходы и мусорщики. Они бесцеремонно снуют туда-сюда по Коммершиал-стрит прямо в центре города и роются в отходах. Если вы оставите их в покое и пойдете по своим делам, они ответят тем же.

Местным собакам это известно, но заезжие псы, не будучи проинформированы о последствиях, часто преследуют скунсов, и, разумеется, стоит им загнать одного в угол, бурно радуясь собственным смелости и сноровке, случается худшее. Как-то раз летом мы с Кенни ужинали у друзей, и хозяйского скотч-терьера оросил скунс. Поскольку к тому моменту владелец собаки был слишком пьян и обдолбан, чтобы выразить хоть что-то, кроме смятения, мы с Кенни позаботились о ней сами, как могли. Мы слышали, что единственное средство поправить ситуацию — томатный сок, поэтому собрали весь томатный сок, имевшийся в наличии у соседей, хотя в ход пошли и кетчуп, и томатная паста, и томатный суп, поскольку нужного количества сока нам добыть не удалось. Мы поставили собаку в жестяной таз и вылили на нее все томатные продукты. Это сработало более или менее, но, могу вас заверить, вблизи вонь скунса не имеет ничего общего с той, которую вы могли слышать на шоссе. Это больше, чем зловоние. Это запах небытия. Мне на ум не приходит никакой аналогии. Не гниль, не сера, не аммиак; что-то неописуемо ужасное в своей собственной категории. Вдыхая, ты чувствуешь это на вкус. Чувствуешь, как оно просачивается в твой нос и легкие. Опыт был по-своему впечатляющий, но мне бы не хотелось пережить его вновь. Это было напоминание, самое действенное из всех мыслимых, что природа очень хороша в том, что она делает; что тот, кто выживает, заточен на это должным образом.

Если скунсы и коты — мелкая буржуазия Провинстауна, самые невозмутимые, слегка психопатичные, но все же уважаемые представители его фауны, прочие животные предпочитают держаться на незначительном, но ощутимом удалении. В дальних уголках можно время от времени встретить ярко-рыжую лису, как правило, замершую столь неподвижно — воплощенное внимание (приближаясь, вы создаете для нее шум, сравнимый с грохотом товарняка), — что поначалу бывает трудно определить, живое ли это существо. В дюнах я видел оленя, а как-то раз — лань с детенышем, бродивших среди кладбищенской травы.

Отважные отряды енотов, опоссумов, а иногда и койотов передвигаются среди отбросов и объедков вечернего Провинстауна более скрытно, чем скунсы, но со все той же решимостью. Однажды поздним вечером прошлым летом, когда мы с моим другом Джеймсом пошли забрать оставленные где-то велосипеды, на лужайку перед универсалистской церковью из кустов вышел опоссум и остановился прямо передо мной. Он был молодой — не детеныш, конечно, но и уж точно не взрослая особь; короче, подросток. Он стоял буквально в шаге, смотрел на меня, и в его взгляде не было ни дружелюбия, ни страха. Казалось, ему просто любопытно. Он был бледно-серый, почти белый; лопатообразная голова, нос розовый, как ластик, и глаза — идеальные черные бусины. Мы уставились друг на друга. До этого я ни разу не заглядывал в глаза дикому зверю. Машинально, не задумываясь, я протянул руку и осторожно коснулся его макушки. Без панибратства. Это была попытка осторожного контакта — так можно пытаться продемонстрировать не столько дружелюбие, сколько сам факт своего существования инопланетянину. Это было глупо, необдуманно. Шкурка опоссума была грубой, но не неприятной, — как щетина у малярной кисти. Он не укусил меня, но прикосновение ему не понравилось; трогать его явно не стоило. И все же он не сорвался с места в ужасе. Он просто юркнул обратно в кусты, а я пошел догонять Джеймса.