Ирина Нельсон - Люблю

Да и для того, чтобы беседа состоялась в принципе, нужно обоюдное желание. Но если его нет с обеих сторон, то кто-то должен проявить инициативу! На то, чтобы внимательно выслушать, уходит больше времени, чем на «базар-вокзал». Однако продуктивность отличается в разы, в пользу первого. Ваша половина почувствует с вашей стороны внимание, а значит, и уважение, а вы совершенно точно поймете то, что он/она хотел вам сказать! И тогда результаты вашей беседы будут исключительно позитивными. И вы никогда не разругаетесь по ходу дальнейшей совместной жизни! Ведь вы друг друга услышали и поняли. А это самое главное. Поверьте мне. Проверено на собственном опыте. На собственных граблях, от которых на моей голове осталось множество шрамов, и это не те шрамы, которые украшают мужчин, а уж тем более женщин.

Но тогда я всего этого еще не понимала и не знала, и поэтому некоторое время спустя после начала конфликтов с мужем я окончательно поняла: да, у нас с ним другие интересы, другие пути в жизни, да и вообще мы уже скорее чужие люди. Это было очень горько осознавать, ведь одно дело, когда твоим успехам не радуются одноклассники или девчонки во дворе – и совсем другое, когда тебя не поддерживает любимый и близкий человек. Тот самый, с которым ты бы и в горе, и в радости…

И я ушла с головой работу, положившись на судьбу и плывя по течению. Жизнь продолжалась, и все шло именно своим чередом. Мы набирали уже серьезную популярность в Новосибирске, песни записывались одна за другой, мы фактически жили в студии, на необыкновенном творческом подъеме. Нас окружали музыканты, телевизионщики и художники и прочая арт-богема Новосибирска.

Но в памяти отложился почему-то именно милый и трогательный эпизод, который неожиданно для меня запомнился…

Как-то раз мы со Славой зашли в магазин возле студии, и он рассматривал на витрине что-то совершенно несущественное, с моей точки зрения, как еда. Кажется, даже хлеб. А я сказала: «Возьми себе пельмени. Они же сытные и вкусные. Возьми. Ты же мужчина, тебе надо что-то серьезное». И Слава, помню, был тронут этой моей элементарной заботой: он, видимо, привык сам все по-мужски, по-лидерски тянуть, полагаться всегда и во всем на самого себя и сам помогать всем.

Кстати, о пельменях… Почему-то вспомнились именно пельмени, а главой раньше – картошка. Что за ерунда? Пишу и смеюсь…

В общем, несмотря на все эти перипетии в личной жизни, в творчестве, постепенно все пришло к тому, что Новосибирск нам со Славой стал тесен. К тому времени мы полностью перекроили «Электроверсию», выпустили новый альбом, где уже пела я, и приняли участие в популярнейшем телешоу на Первом канале – «50/50». Выступили мы очень ярко, понравились продюсерам шоу, и они пригласили меня в Канны на съемки очередной программы, которые были запланированы на международной музыкальной ярмарке – Midem. Это были знаки нам. Мы со Славой понимали, что должны двигаться дальше. Люди хотели слушать наши песни, а мы уже тоже хотели большего. Мы хотели развиваться, двигаться дальше и поэтому решили переехать в Москву. Не навсегда, не сжигая за собой все мосты: пока лишь осмотреться, зацепиться, понять, что и как. Временно, так сказать. Но все же помнят поговорку: «Ничто так не постоянно, как временное»… Какой раз уже удивляюсь бесконечной мудрости народных пословиц.

Мы уехали.

Взяли с собой триста долларов (не 300 тысяч, а просто 300) – по тем временам и сибирским меркам это были большие деньги, как нам казалось, – и уехали.

Москва встретила нас поначалу, как встречает всех приезжих: ярко, шумно, весело. Толпы людей – на площадях, перекрестках, улицах, в метро. Ослепительные огни ночного города, пьяный угар клубов – и обещания, обещания, обещания новой, лучшей жизни…

Нас со Славой было трудно купить на эту сверкающую фальшивку – мы знали цену этой парадной стороне городской жизни, понимали алгоритм работы шоу-бизнеса и никогда не путали туризм с эмиграцией.

Да, нам повезло: в Москве нас быстро стали брать в клубы, в ту же знаменитую «Метелицу», мы стали получать какие-то деньги – пусть и небольшие, но деньги… Но у этого везения была и обратная сторона.

Сторона, которая называлась «жизнь в Москве».

Одна из первых квартир, которую мы сняли после приезда, находилась на Домодедовской – рядом с домодедовским рынком. Днем шум, гам, какая-то движуха, постоянные челночники, торговцы фруктами, мутные личности, толпы покупателей, словно суетливые муравьи, снующие туда-сюда. А ночью район менялся, как оборотень: становился хищным, опасным, жестоким.

В комнате ночами было жарко и душно, мы спали с открытыми окнами, и нередко со двора доносились истошные вопли: «Сере-е-ега! Не ре-е-ежь её!» Кто такой этот Серега, кого не надо было резать, и возымел ли действие вопль, мы не знали. Как мы поняли, соседи были привычными к такому, поэтому милицию никто не вызывал. Лишь иногда, когда невидимые нам буяны совсем бушевали, кто-то орал с балкона смачным басом, грозя им жуткими карами. Буяны успокаивались – но ненадолго. Через полчаса-час все начиналось сначала… Шел 1993 год.

Тот ли Серега оказался в лифте, когда мои мальчишки-танцоры «Электроверсии» приехали к нам, или кто другой, мы так и не узнали.

Да, мы вытащили своих танцоров из Новосибирска – своих ребят, на которых мы могли положиться, которых знали как облупленных, с которыми могли – и хотели – работать.

Они до этого никогда не были в Москве – не были по-серьезному, с перспективой и жить, и работать – а не как праздные туристы, снимающие со столицы лишь сливки.

Они позвонили нам с вокзала, мы объяснили им, как проехать, ничего сложного, станция метро рядом, рынок как ориентир, не заметить невозможно, а там уж дом найти – пара минут.

Тогда еще не было сотовых, поэтому мы лишь примерно прикинули время, которое им понадобится на дорогу, даже с учетом, если они немного заблудятся, – и стали ждать.

Время мы прикинули правильно – ошиблись лишь минут на пять.

В дверь позвонили. Мы еще удивились – звонок был нервный, резкий, настойчивый и в то же время тревожный. Словно тот, кто стоял на площадке, очень-очень хотел, чтобы его пустили.

В глазок были видны лишь мутные тени.

– Кто там?

– Ира, Слава, мы это! Скорее открывайте!

Мы открыли.

Первым в квартиру ввалился Дима, прижимая руку к боку. По футболке текла густая алая кровь…

Мне тут же стало плохо, к горлу подкатился густой, липкий комок тошноты, я зажала рот ладонью. Слава увидел, как я побледнела, бросился ко мне, но я махнула рукой: займись Димой!

Все обошлось. Рана оказалась неглубокой, жизненно важные органы не задеты – правда, желание мальчишек жить в Москве это происшествие отбило напрочь.