Ирина Нельсон - Люблю

– Ну что, вы уже знаете, что в стране произошло? Ну, в экономике, – спросили нас, избегая смот реть нам в глаза.

– Разумеется.

– Ну, в таком случае не удивляйтесь. Мы на неопределенное время прекращаем финансирование всех проектов. И ваш заморожен тоже.

– Э-э-э…

– Да-да, идите, как только все наладится, позвоним, сообщим.

– Ну что ж, хорошо.

– Кстати, один момент! Имя «Диана» и весь имидж остаются у нас. Работать под своим именем вы не имеете права. Проект мы заморозили пока.

– Но как так-то? А мы как жить будем? У нас и долг огромный за новый клип!

– Ну разберетесь как-то сами. Мы же вас клип снимать не просили. Это ваше желание было. Вы продюсер и певица. Прекрасный союз у вас, опытные уже. Что, вариантов не найдете?

Это был еще один урок. Позитив я ищу всегда. И этот был в том, что это был именно урок. Но, как и все уроки, он был платным.

Мы схватились за контракты. Стали изучать каждую фразу, каждое слово, каждую букву. Нет, мы не имели права ничего использовать из того, что составляло «Диану». Ни имя, ни песни, ни имидж, ни даже мою внешность… Не спрашивайте, куда мы смотрели, когда подписывали такое. Мы не знали о том, что на нашу судьбу могут повлиять такие события, как дефолт. Мы вообще не знали тогда, что это такое. Да, мы были подавлены. Но что такое быть в шоке – мы уже хорошо знали к этому времени. Поэтому очухались довольно быстро, утерли нюни и принялись за работу.

Первой нашей задачей было все-таки вернуть долг. Как угодно, но вернуть. Это и до дефолта были очень большие деньги, а сейчас – так вообще оказались чем-то невообразимым.

Но мы вернули его. Это было примерно так, как добыть философский камень или получить золото из туалетной бумаги, но мы это сделали. Мы давали какие-то полуподпольные концерты, мы что-то продавали, перезанимали и снова отдавали, кто-то из знакомых бизнесменов безвозмездно помог нам серье зной суммой. Помню, мы на своей «мазде» с правым рулем 31 декабря несемся по МКАД со скоростью 180 километров в час, чтобы не опоздать на очередной какой-то новогодний корпоративчик, и понимаем, что вот после него мы сможем полностью погасить долг. А я сижу в машине рядом со Славой, он за рулем, а я реву. Реву, потому что понимаю, что все, что мы заработали сейчас, за этот Новый год, мы все сейчас отдадим и снова останемся ни с чем. Я рыдала.

Но наступил новый день. Пришел Новый год. Мы свободны. И теперь перед нами встал извечный русский вопрос… Кто виноват, и что делать? Кто виноват, мы решили не выяснять. Так что? Возвращаться в Новосибирск? Бросить все и начать все сначала, чтобы потом, с новыми силами вернуться снова покорять кабаки Сибири? Или бороться и искать, найти и не сдаваться?

У меня началась депрессия. Потеряв вместе с Дианой частичку себя, своего достоинства, гордости и много еще чего… От всех этих мыслей я никак не могла собраться.

У нас был приятель, итальянец-стилист Оскар, милый улыбчивый парень, профессионал. Он-то и предложил мне новый имидж – мол, Ирэн, давай покрасим тебя в красный цвет? В Европе это очень модно.

Да, в Европе это, может, и было модно, но у нас в России это было как-то уж чересчур… радикально!

Но он настаивал: «Ирына, ты же певцо! Тебе надо экспериментировать!»

Он, едва-едва начав учить русский, называл меня «певцо»… Кстати, Славе очень нравилось именно такое произношение моей профессии и амплуа. И эта искренность Оскара меня подкупила.

Я покрасилась.

Это было… необычно.

Это было… странно.

Это было… хорошо!

И мы тут же поняли – вот оно! Вот возможность создать что-то новое, непохожее на Диану, но при этом все так же близкое нам, такое же наше. То, в рамках чего нам все так же хотелось бы работать!

И я стала поп-певицей с оттенком андерграундности.

Наша музыка стала острее, моднее и резче. В текстах появились глубокий смысл и философия. Мы начали использовать в поп-музыке язык метафор.

А «АРС» почти в это же время подписал контракт с Дианой Гурцкой. Совпадение, конечно.

Мы долго придумывали мне новый псевдоним. Во-первых, вы помните, что мне запретили пользоваться именем Диана на сцене. Так что для меня псевдоним тогда – это было очень важно. Это как твое второе имя. «Второе, которое со временем может вытеснить первое», – пошутил Слава. Пошутил?

Кто, кроме самых преданных поклонников, знает мое настоящее имя? А ведь я его, в отличие от многих звезд, даже не скрываю. Но псевдонимы… Они на слуху, они на устах, именно с ними теперь тебя будут ассоциировать…

Имя Диана я взяла в честь Дайаны (Дианы) Росс. В неё был влюблен Майкл Джексон. Мне нравился её тембр, её манера исполнения, я уважала её как артиста, исполнителя, профессионала – и хотела достичь такого же мастерства по владению своим телом и голосом, умения держаться на сцене. Она стала для меня на какое-то время одновременно и талисманом, и объектом для подражания.

Но теперь я хотела искать свой путь.

Имя Нельсон появилось неслучайно. Не просто так. Не из ниоткуда.

Я долго вычисляла это имя по скандинавской нумерологии, крутила и вертела разные варианты, пробовала их на слух, по значению…. Сначала был вариант Нильсон, но потом мы поняли, что ближе нам другой – Нельсон.

Именно в это же время я абсолютно осознанно решила нанести себе тату на руку. Не пошлую, не агрессивную – просто рисунок на теле. Сначала я её просто рисовала – чернилами, фломастерами. Рисовала перед каждым выступлением – мучилась, старалась, но сделать настоящую тату мне не хватало смелости. В те годы татуировки еще не были так распространены, хорошие мастера были наперечет, да и у меня в голове были стандартные для многих опасения: а вот стану я старушкой, как буду её удалять? Почему мы все тогда считали, что старушка не может быть с тату? Видимо, у всех в головах были живы стереотипы: если бабушка, то обязательно в пальто, белом платочке и теплых носках. Какая уж там татушка.

А потом я решилась. Подошла к делу серьезно: нашла по объявлению специалиста японского языка.

Он пришел с толстой книжкой, сел.

– Мне нужен красивый иероглиф, который бы означал «любовь», хочу тот иероглиф, который определяет любовь как сильнейшее наше чувство. Любовь единую, всеобъемлющую. Любовь – как силу добра и благодарности, – говорю я.

Он почесал переносицу и отвечает:

– Видите ли… Не все так просто. В японском и китайском языках много значений этого слова – любовь матери к ребенку, мужчины к женщине, вселенская любовь, духовная – и иероглифов тоже много… Вы какой именно контекст хотите?