Ирина Нельсон - Люблю

Но мы знали четко: популярность – это еще не все. Это всего лишь популярность. Ни больше и ни меньше. Взлететь на вершину успеха непросто, но сложнее спустя время удержаться на ней. Сколько таких бабочек-однодневок врывалось в чарты, рвало их, получая первые места, а потом бесследно исчезало с горизонта?

Работа, работа, работа, только упорная работа могла помочь REFLEX’у в его популярности. И мы работали. Работали безумно, не щадя себя.

Мы были уже сыты по горло неудачным опытом общения с компаниями. И твердо решили: все, больше никогда, теперь только сами. Мы стали сами себе стилистами и менеджерами, композиторами и поэтами, юристами и бухгалтерами. Все, все, все – абсолютно все! – делали сами.

Ритм был просто нечеловеческий. Я, вернувшись с гастролей, тут же ехала в студию, а все остальные члены коллектива разъезжались по домам отдыхать. А я в это время участвовала в видеомонтажах, редактировала, прописывала песни.

Начались съемки, гастроли – вся жизнь приобрела какой-то сумасшедший ритм. Мы со Славой засыпали и просыпались в студии, в гостиницах, в самолетах, в поездах. Мы писали тексты, музыку, делали аранжировки, пели, сводили, выступали на сцене, садились в автобус, ехали – и снова писали тексты, музыку, делали аранжировки, пели, сводили, выступали на сцене… Это был какой-то безумный замкнутый круг, но в этом и было свое упоение. Упоение работой. Упоение тем, что ты что-то делаешь… Ведь был результат. И мы не обращали внимание на сложности. Ехали куда угодно, на любых условиях. Нам была нужна эта работа. Мы заслужили её и наслаждались ей. Помню, как мы ехали на разбитом автобусе по степям Казахстана, где-то между городами. Была такая пыль вокруг и даже в салоне, что мы реально не видели друг друга на сиденьях. Но мы просто балдели, закрывали лица полотенцами и смеялись, не замечая ничего негативного. Наш диджей Гриша рассказывал смешные анекдоты, Слава не отставал от него, а Аленка, как всегда, что-то весело щебетала и заливисто смеялась! Она всегда поддерживала имидж стопроцентной блондинки, и он, надо сказать, ей очень подходил. Она была очень естественна в этом и мила. Я же поддерживала общее веселье в своем, в йоговском стиле. Я сочиняла философские частушки. Когда мне пришлось снять кроссовки, чтобы забраться на сиденье с ногами и немножко погрузиться в себя, я внезапно выдала вслух стих: «Я сняла кроссовок пару, буду чистить Сахасрару». Ребята покатились со смеху, а после дружно сказали, что они знают, что Сахасрара – это одна из наших чакр. Я удивилась. Нам было хорошо.

Но, кстати, я тогда еще не понимала, не ощущала величины этой популярности и славы. Я просто чувствовала себя счастливой в это время! Я знала, что нас слушают, покупают альбомы, ходят на концерты, видела, как подходят с просьбой дать автограф… Но я не осознавала масштабов происходящего! Я просто кайфовала от того, что мы со Славой снова сделали суперпопулярный проект после того, как не по своей воле закрыли наш всенародно любимый проект «Диана». Мне вспомнилась известная цитата: «Тот, кто заработал однажды миллион, потеряв, сможет его заработать снова». Это было упоение успехом!

Да, мы популярны, я популярна, и Слава тоже популярен как композитор, как хитмейкер… Но я даже и не подозревала, какое влияние имел этот проект на общество! Я не представляла, сколько людей слушают REFLEX. Слушают именно его, прицельно, покупают именно его пластинки, смотрят именно его клипы – не потому, что им просто нравится этот жанр, не потому, что они любители «попсы», а потому, что им нравится именно REFLEX, потому что они хотят слушать и смотреть именно его! Потому что им нравится голос, тексты, манеры, музыка, образ…

Только потом, со временем, когда ко мне стали подходить люди и рассказывали: «Знаете, Ирина, Вы же для меня кумир!», «А мы с мужем познакомились и потом поженились под Ваши песни», «А я много лет делала волосы, как у Вас…» – только тогда ко мне пришло осознание, кем мы тогда были.

Запоздало ли оно? Наверное, немного да. Потому что на пути мы сталкивались не только с пряниками – мы сталкивались и с кнутами – ведь это жизнь, и все в этой жизни делается именно тогда, когда надо, и именно так, как надо. Может быть, это выковало нас, сделало стойкими, закалило, подготовило к будущим испытаниям, которые, будучи изнеженными и обласканными судьбой, мы, наверное, не смогли бы пройти…

Но это будет потом.

В будущем.

Но сейчас был REFLEX.

И был успех.

И была слава.

И мой Слава тоже был рядом со мной.

2000 год. Государственный Кремлевский дворец. Бывший Дворец съездов… Лучшая сцена страны… Место, куда мечтают попасть сотни, тысячи исполнителей…

Тысячи глаз направлены на REFLEX, направлены на меня, а я вспоминаю сцену в барабинской школе, сцены, на которых мне приходилось выступать позже, и не могу поверить, что это все происходит со мной. Что это – волшебный сон, в который меня сморило от усталости, и я вот-вот проснусь, под колонкой, на диванчике в студии – или на пианино, потирая отпечатки от клавиш на лбу.

Софиты слепят, музыка грохочет, зрители аплодируют – и ритм охватывает меня всю, абсолютно всю, от макушки до пяток. Я просто танцую и пою сейчас – я живу, живу, живу в этом ритме!

И тут танцор, делая сальто, чуть сбивается – и попадает мне пяткой в нос. Жуткая боль пронзает череп, как раскаленный гвоздь! Я захлебываюсь воздухом, не могу выдохнуть – и падаю с размаху на сцену, ударяясь копчиком. Не могу понять: что случилось? Голова раскалывается, на месте носа – пульсирующая боль, спина онемела, но крови нигде нет. Я встаю, не чувствуя ног, отрабатываю песню через шок, исключительно на мышечной памяти – и тут на сцену вбегает Жириновский, который сидел в зале.

– Девочку на реабилитацию! – кричит он. – А парня – в армию срочно!

Меня уводят, везут к врачу.

Диагноз – перелом перегородки. Внутренний, поэтому и не было крови. Все обошлось, немедленного операционного вмешательства не потребовалось – и я вскоре снова смогла работать.

Но после этого я начала гнусавить. У меня перестал дышать нос. Двигаться на сцене, петь и хватать воздух ртом было просто невозможно!

Нос необходимо было реконструировать. Это был не вопрос комфорта – нет, это было требование профессии. Если бы я сразу начала петь с таким голосом и дикцией – это могло бы стать моей фишкой, моим индивидуальным отличием. Голос – его тембр, особенности – это рабочий инструмент певца, и любые изъяны в этом инструменте невозможны.