Всеволод Васнецов - Под звездным флагом Персея

Но я с самого начала договорился с читателем, что буду рассказывать только о тех событиях, непосредственным участником или очевидцем которых был сам.

«Енисей» погиб на моих глазах, и вот что рассказал Сахаров о последних минутах своего корабля: «Шли в разреженном льду малым, иногда средним ходом. Видимость была хорошая. Впереди, чуть левее курса, показалась небольшая льдина; плывя во льдах, сложно обходить каждую, и пароход, еле заметно содрогнувшись, задел одну левой скулой. Вахтенный штурман послал на нос матроса посмотреть, все ли в порядке. «Все нормально», — еще с палубы крикнул он, возвращаясь. Но пока матрос поднимался на мостик, судно заметно накренилось на нос и влево. Сейчас же раздался свисток переговорной трубы, и из машины сообщили, что в кочегарке появилась вода. Бросились на нос, заглянули в форпик и увидели, что по ватерлинии один лист обшивки сорван, а другой наполовину отогнут назад. В огромное отверстие с шумом, как водопад, врывается вода. Было совершенно ясно, что принять какие-либо меры для спасения парохода невозможно».

По всей вероятности, у небольшой льдины, размытой с поверхности волнами, была выступающая подводная часть, невидимая ночью. За нее-то и задел корабль скулой.

Утром караван снова построился в кильватер и еще медленнее и осторожнее пошел к юго-западу среди разреженного льда, иногда подолгу ожидая появления полыней и разводий, удобных для курса.

Дня через три после гибели «Енисея» начался жестокий шторм, силой 12 баллов. Были приняты тревожные сигналы с большого грузового парохода «Обь». (В прежнее время он входил в состав Добровольного флота под названием «Великая княгиня Ксения».) Его старенький корпус был сильно помят льдами, а мы все еще никак не могли из них выбраться. Опасаясь новой катастрофы, решили распределить груз с «Оби» по другим кораблям, причем в открытом море, в сильнейший шторм. «Обь» стала на якорь вблизи острова Белого. Основную часть ее груза принимал «Малыгин», так как его трюмы были свободнее. Мы подошли к борту «Оби» и начали спешно перегружать зерно. Без перерыва гремели лебедки, из глубоких трюмов взлетали большие связки мешков, плыли на стрелах по воздуху и проваливались в трюмы «Малыгина».

К противоположному нашему борту пришвартовались «Сибиряков» и «Русанов», чтобы на всякий случай быть рядом. По другую сторону, поблизости от «Оби», отдал якорь «англичанин». Вокруг стоящих на якоре судов, оберегая их, ходили ледокол № 8 и буксир «Выг», они расталкивали плавучие льдины, не давали им наваливаться на корабли, а главное, на их якорные канаты.

Маленький и юркий портовый буксир «Выг» с его прочным корпусом проделал с караваном весь поход до Енисея и обратно. Зачастую он самостоятельно и безбоязненно маневрировал во льдах, рассчитывая не столько на силу своей машины, сколько на увертливость. В открытом море его обычно вел на буксире какой-либо из больших кораблей.

Однажды наш штурман Володя Любимов, показывая на капитанский мостик стоявшего поблизости «англичанина», сказал мне:

— Видишь, стоит человек с округлой седой бородой, в черной кожаной шапке.

— Конечно, отлично вижу!

— Это Отто Свердруп, он участвует в проводке судов хлебной экспедиции в качестве «ледового лоцмана», вернее, как человек опытный, хорошо знающий условия плавания во льдах.

Отто Свердруп, капитан знаменитого «Фрама», соратник и друг Фритьофа Нансена! С трепетом смотрел я на седобородого человека на мостике. Как мне хотелось поближе посмотреть на Свердрупа, но в такой жестокий шторм нечего было и думать переправиться на «англичанина».

Другие корабли тоже приняли зерно сверх того, что было в трюмах. Наконец перегрузка закончена, «Обь» пуста. С моим другом Голицыным и штурманом Любимовым мы перебрались на ее палубу, спустились в трюм; он был глубок и огромен. Шаги и голоса гулко раздавались в пустом железном ящике, а удар чем-нибудь твердым грохотал, как выстрел. Изнутри было хорошо видно повреждение — льды вдавили тонкую обшивку корпуса между шпангоутами. По ватерлинии, особенно в носовой части, она вся была во вмятинах и выглядела, как гофрированная. Кое-где покорежились, погнулись и сломались шпангоуты. Вылетело много заклепок, и из открывшихся дырок сильными и тонкими струями била вода. Все пространство пустого трюма пересекали перекрещивающиеся струи, сверкавшие в свете электрических ламп. Били они с такой силой, что достигали противоположного борта. Странным и страшным было это зрелище: пустой трюм, искореженный металл и стеклянные струи воды.

Караван снова построился в кильватер, по-походному, и в 7 часов 20 сентября тронулся в путь. «Обь» идет самостоятельно, мы следуем за ней.

В 10 часов на «Оби» лопнул штуртрос и на ней подняли сигнал, чтобы ее взяли на буксир. На «Малыгине» подготовили буксирный трос и стали с ней сближаться. Я находился в каюте, когда послышались (около 11 часов) тревожные гудки «Оби». На палубе меня чуть не сбил с ног страшный ветер со снегом. В это время раздалась команда: «Людей к шлюпкам», и я бросился на спардек. На открытом спардеке ветер дул с такой силой, что трудно было дышать и держаться на ногах.

Палуба занесена снегом и обледенела. Обледенели шлюпки, тали, а блоки превратились в комья льда, узлы развязать невозможно, их приходится разрубать топором, руки коченеют, пальцы не гнутся. На всякий случай приспустив по одному борту шлюпки до уровня главной палубы, мы стали приближаться к «Оби». По ее палубе мечутся люди в желтых спасательных нагрудниках. Они спускают шлюпку, в нее прыгнули три человека. Вдруг носовые тали оборвались, и шлюпка с большой высоты полетела носом в воду. Каким-то чудом она уцелела и люди из нее не вывалились.

«Обь», лишившись руля, уже выкатилась из строя. Огромный, совершенно пустой корпус возвышался над морем. Штормовой ветер сильно кренил его влево. Не переставая, тревожно, отрывисто гудела «Обь». На ее мачте взвился сигнал бедствия.

Мы подошли к подветренному борту «Оби». Ее наклоненная обледенелая палуба оказалась вровень с нашим спардеком, а наветренный борт был раза в два выше нашего низкосидящего корабля.

Не успели мы закрепиться за «Обь», как стало твориться нечто невообразимое. По скользкой палубе, сдуваемые страшным ветром, ополоумевшие от страха, люди кучей катились к борту и, переваливаясь через поручни, как кульки, сыпались на наш спардек. Почувствовав надежную опору и видя полное спокойствие и дисциплинированность на нашем корабле, они пришли в себя. Чтобы дать возможность захватить вахтенные журналы, документы, кассу, хронометры, навигационные инструменты и прочие ценные предметы, мы не отходили от борта «Оби».