Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг.

Дороги очень дурны, вчера целый день шел мокрый снег; сегодня немного подмерзло. Я полагал, что государь поедет, но не думал, что так скоро. Мы здесь только успели на него взглянуть.

Нет, брат, я с тобою насчет оклада никак не согласен. Ты полагаешь, что 5000 не много за службу 30 лет, тогда как ты не одни 5000 считать должен, а все, что получаешь по месту. При этом гоняться за столовыми – непременно бы дало повод всем кричать; да я уверен, что и князь бы не одобрил такой просьбы. Нам остается только благодарить Бога, а не делать новых претензий и просить Его продолжать к нам Свои милости. О службе нечего и говорить: не мы одни так служим, у иных и больше трудов, но не так отличены, как мы. Ты думаешь, что нет завистников; а я так тебе скажу, что их много и что не один донос на нас подавали, то есть подкидывали то в Сенат, то к Бенкендорфу, мало ли к кому! Конечно, они безымянные и совершенно неосновательны, но не забывают в них говорить о доходах и проч. Тогда еще более бы мы стали возиться, если бы слышали, что ты получил еще столовые деньги, не ставя в счет, что отказался от деревни. Я тебе сказал откровенно мое мнение, а впрочем делай, как сам лучше знаешь.

Константин. С.-Петербург, 30 октября 1834 года

Обед вчера у его высочества был очень приятный. Были только князь Ливен, Чичерин, Полетика и дежурный адъютант. Великий князь был очень весел, много шутил, рассказывал анекдоты, смеялся; после обеда курили, разговаривали, так что я уже в девятом часу домой приехал. Сказал мне, что получил от тебя письмо, очень милостиво говорил о Сашке, о Косте, по обыкновению, хвалил Москву. От него первого я узнал, что государь, выехавший в шестом часу вечера, на другой день в 9 часов утра был уже за 240 верст отсюда. В эту погоду очень скоро. Через фельдъегеря велел сказать князю нашему, что лошади не так-то хороши. Немудрено, что в ненастное время и по тяжелой дороге они несколько и изнурены, а так как не знали о проезде его величества, то не могли и дать им отдохнуть наперед.

Я за Брокера рад хлопотать, но очень боюсь, чтобы не было уже кого-нибудь в виду. На это место множество всегда охотников, которые не дремлют; еще не очистилось, а они уже тут со своими искательствами. Я бы очень советовал просить графиню, она даже и верно будет ходатайствовать за доброго человека. На место Багреева – Кушелев-Безбородко директором, нужно и его согласие, и, я чаю, и представление, а если ему графиня скажет слово, то он все сделает: тогда и графу будет легче, ибо останется только согласиться на представление. По всему этому я советую тотчас к ней писать, а если Брокер ее знает, – и самому Брокеру. Также Фавст может попросить камергера, своего знакомого, дабы он напомнил графине (забыл, как его зовут). Между тем я, с своей стороны, также хлопотать буду и душевно буду рад, если Брокеру достанется это место. Не зевайте вы сами.

Константин. С.-Петербург, 2 ноября 1834 года

Воронцов мне пишет, что он почти сладил в Крыму покупку для Марицы [то есть жены К.Я.Булгакова Марии Константиновны]. У нее был капитал маленький, на который он ей покупает там место, принадлежащее барону Беркгейму, где виноградные сады, с которых он получает изрядный доход, между тем как здесь она только 4 процента получала из банка. Это место, или, лучше сказать, сад, на южном берегу, коим все восхищаются. Цена 60 000, именно столько, сколько у нее было; да надобно будет еще на разные устройства прибавить тысяч пять, вина же Беркгейм продал в сем году тысяч на десять. Я говорил с Башмаковым и с другими крымскими жителями; они не понимают, как может Беркгейм так дешево продать. Воронцов пишет, что и там все удивляются. Дай Бог хоть раз в жизни сделать хорошее дело!

Константин. С.-Петербург, 7 ноября 1834 года

Ну уж братья Эйхгорны; старшему, я думаю, лет четырнадцать, не больше, а младшему десять. Они давали вчера концерт, играют оба на скрипке. Особливо старший подлинно феномен. Дайте ему более силы, которой он, по молодым летам своим, еще иметь не может, так будет он второй Паганини. Мы ездили его слушать и были, как и вся публика, восхищены. Театр был набит. Я уверен, что всякий раз, что они будут играть, будет то же. В Лондоне он давал 40 концертов, в Париже, кажется, 30, и с величайшим успехом, да и заслуживает того в полной мере.

Я был сегодня с докладом, сейчас от своего князя приехал. Он имеет известие о государе. Его величество прибыл благополучно в Берлин в четверг, 1 ноября, менее нежели в 5 суток. Это чрезвычайно скоро по теперешним дорогам. Слава Богу! Его там никак не ожидали, ты можешь себе представить всеобщую радость и восхищение.

Константин. С.-Петербург, 10 ноября 1834 года

Я был вчера на балу у контролера Хитрова, бал был славный. Ожидали великого князя, но его высочество еще нездоров; у него чирей на спине, от которого он очень страдает; вчера, однако же, прорвался, и ему уже было гораздо лучше. Я играл в карты и приехал домой в половине первого. Тут надобно было изготовить еще разные бумаги по путешествию императрицы, послать их сегодня пораньше к князю подписать, отчего я и лег поздно.

Князь Волконский сообщил нам расписание экипажей императрицы и свиты, а также ночлегов. 20 ноября – близ Кельна, 21-го – в Митаве, 22-го – в Ленфенгофе, 23-го – в Дерпте, 24-го – в Чудлее и 25-го – в С.-Петербурге. Государь поедет по другому тракту. Максимов мой три дня как уехал, потому принужден я был послать еще другого на тракт и надеюсь, что все будет исправно.

Константин. С.-Петербург, 12 ноября 1834 года

Очень поговаривают, что государь возвратится 17-го, и говорят люди, которые могут это знать; но я все жду верить, пока мой князь мне не скажет, а он тотчас меня уведомит. Дороги очень дурны, особливо по Белоруссии. Впрочем, может быть, государь из Ковно выедет в Ригу. Долгоруков [князь Николай Васильевич, дипломат, тогда обер-гофмаршал] мне сказывал, что и кучер его величества там оставлен. Дай Бог, чтобы сделался путь и все обошлось благополучно; мне и то уже больно, что, ехав в Тауроген, государь не всегда был доволен лошадьми; но правда, что тогда время и дороги были прескверные.

Константин. С.-Петербург, 22 ноября 1834 года

Нашего старого архивского товарища князя Козловского посетило несчастье. Он возвращался в Россию; где-то в Польше ему попался на станции кучер, этот кучер вдруг дорогою сошел с ума и с крутизны близ дороги бросился с лошадьми и экипажем в пропасть, где и дух испустил, то есть просто сломал себе шею. Бедный Козловский переломал себе несколько ребер, но остался жив. Говорят, что ему лучше и что недели через две можно ему ехать будет далее. Ведь надобно же быть такой беде с ним!

Константин. С.-Петербург, 26 ноября 1834 года

Одним кавалером Белого Орла менее: генерал Гогель, бывший некогда директором Пажеского корпуса, умер. Я знал его, как всех, но особенно не был с ним знаком.