Борис Семов - Воспоминания фронтового радиста (от Риги до Альп)

Мне полковник сказал, что берет с собой радиостанцию и одного радиста. Кто пойдет, решайте сами.

В управлении полка две радиостанции. Одна моя при командире полка, вторая Лайоша — при начальнике штаба.

Претендентов двое, я и Лайош. Так стали называть Алешу, на венгерский лад. Он недавно вернулся из госпиталя, где глаз ему вылечили, зрение не ухудшилось.

В госпитале он влюбился в медсестру, да так крепко, что они поженились.

Отлично понимая, что из мышеловки выберутся далеко не все, идти нужно мне, это будет справедливо. У меня нет ни родных, ни невесты, а у Лайоша — молодая жена, вероятно, скоро будет ребенок, живы родители.

Лайош предложил выбор претендента доверить жребию.

Мне удалось уговорить его остаться, хотя это было и не просто.

После завтрака перебрались в поселок, обосновались в деревенском домике, из окон которого был виден яркий, живописный осенний лес и дорога, уходящая влево за гору.

Знаю, что впереди, метрах в 300–400, занял оборону взвод автоматчиков, наше боевое охранение, замаскировавшихся так хорошо, что их совершенно не видно.

Развернул радиостанцию, установил связь со всеми корреспондентами в обеих радиосетях.

Отдохнуть, расслабиться в паузах между сеансами связи не удалось.

К нам не смогли пробраться разведчики — корректировщики артиллеристов. Полковник приказал мне передавать данные для артиллеристов. Паузы между сеансами связи заполнила передача данных по корректировке артогня, получаемых батальонной разведкой.

Во второй половине дня противник начал атаковать позиции наших батальонов и наше боевое охранение, нам пришлось перебраться в подвал.

Помощник начальника штаба решил лично ознакомиться со складывающейся обстановкой. Успел он только выбраться из подвала, как был ранен.

Вскоре к нам пробрался командир взвода автоматчиков и доложил, что они смогут продержаться часа два.

Начальник штаба тоже решил ознакомиться лично с обстановкой, но был ранен.

Раненых санитары утащили в тыл, а автоматчики уже заняли оборону возле нашего дома.

Полковник принял решение выйти из деревни и возвратиться на исходный рубеж.

Мне дал указание передать о перерыве связи на некоторое время и выделил в мое распоряжение автоматчика для помощи в транспортировке станции и защиты.

Отдав распоряжение, полковник поднялся и ушел.

Быстро сворачиваю радиостанцию. Антенну, а это был кусок телефонного кабеля, оставил. Вышел во двор, глянул на улицу, а там немцы совсем близко.

Нам нужно обогнать немцев, первыми выйти к мостику через ров. На улицу выйти невозможно. Пробираемся по задворкам, скачем через бесконечные заборчики-штакетники, огораживающие дворы.

Подбежали к последнему дому, отличающемуся от остальных. Он стоит не торцом, как все, а вдоль улицы, и рядом с ним на расстоянии метра три — сарай. Проход заканчивается стеной. На первый взгляд, это хорошее укрытие, а по существу — западня.

Автоматчик не успел это осознать и видя, что немцы почти рядом, попытался рвануть в эту щель.

Объяснять пагубность этого шага некогда, силой затащил его в дом. Только вошли в дом, как в щели разорвались две мины.

В доме все комнаты проходные. Прошли в крайнюю комнату, окна открыты, на подоконниках цветы. Слышу шум танкового мотора.

Еще один сюрприз. Под окном останавливается немецкий танк и из него вылезают танкисты.

Еще немного и они зайдут в дом. Нужно что-то немедленно предпринять.

Увидел у автоматчика ручную гранату. Ручная граната для танка, что комариный укус, но у танка есть уязвимое место: жалюзи моторного отсека. Там пары бензина, горючего немецких танков.

Если удачно попасть гранатой, танк загорится. Хотел взять и бросить гранату, но автоматчик мне не дал. «Я, — говорит, — это сделаю лучше».

Бросил он гранату, танк загорелся.

Воспользовавшись суетой, возникшей у горящего танка, мы через другое окошко вылезли — и бегом к границе. Думаю, что установили рекорд скорости бега на малые дистанции, хотя были с солидной нагрузкой.

Немцы заметили нас, когда мы уже перешли мостик и добежали до дороги.

Только мы успели повалиться и скатиться в желоб дороги, как на нас обрушился шквал пулеметного огня, кругом зацокали пули. Но мы чувствовали себя в относительной безопасности. Дорога — желоб — хорошее укрытие от пуль.

Наступил вечер, быстро стемнело. Нашел место, где утром находился наш штаб, но теперь его там не было. Ночь, темно, куда идти не знаю.

Развернул радиостанцию, удалось установить связь со своим штабом, обрадовался, доложил, что выбрались, не знаю, куда идти.

Мне не поверили. Говорят, что видели, как мы забежали в дом и нас взяли в плен. Мне говорят, что я нахожусь у немцев и работаю под их диктовку, и что эти переговоры немцы хотят использовать в своих интересах.

От такого разговора растерялся, расстроился. Мне не верят, а я не знаю куда идти.

В стороне в темноте разглядел силуэт нашей «тридцатьчетверки» и возле нее копошащихся танкистов. Подошел к ним.

Они мне говорят, что я в рубашке родился, здесь немецкое минное поле, мины противопехотные и противотанковые.

Они подорвались на мине, ремонтируют гусеницу. Как мне удалось в темноте пройти и не зацепить ни одной мины — просто чудо, показали, как безопасно пройти к их штабу.

Появление танкистов было не случайным. В штабе узнал, что они — наш правый сосед, у них задача сходная с нашей, должны действовать вместе, сюда подошли в конце дня.

Мне посочувствовали, такое пережил, выбрался живым, а тут не верят.

Говорят, раз свои не поверили, оставайся у нас, радисты нужны, а формальную сторону устроим.

За сочувствие поблагодарил, а от предложения отказался. Попросил связаться по телефону с нашей частью. Со своим начальством у них телефонная связь уже была установлена.

С нашим штабом связаться удалось. Мне дали трубку, доложил, что нахожусь у танкистов. Наконец, поверили, что я — это я, живой, невредимый, объяснили, как добраться до них.

В середине ночи добрались к своим.

Наше возвращение вызвало фурор.

На нас смотрели чуть ли не как на вернувшихся с того света, как на свершившееся чудо.

Граница осталась позади. Продвигаемся вперед, теперь по Чехословакии.

В полосе действий полка встречаются деревеньки. В некоторых из них задерживаемся на день, на два.

Чехи — славяне, как и мы. Быт их, насколько можно судить при поверхностном наблюдении, больше похож на наш, и существенно отличается от быта румын и венгров.

Сельские жилища мало отличаются от городских, чистые, аккуратные, полы деревянные.

В селах отопление домов печное, дровяное. В Венгрии основным топливом был каменный уголь! В помещении небольшое количество дров, на одну-две топки, хранится в специальном ящике. Почему-то это обстоятельство наиболее ярко врезалось в память, затмив все остальное.