Борис Семов - Воспоминания фронтового радиста (от Риги до Альп)

Последние дни 1944 года. Мы в Чехословакии. Кругом горы, покрытые густыми лесами. Впечатление, что нахожусь в зеленом волнующем море. Горы — это волны с белыми гребешками, шапками снега на ветвях деревьев. Несколько поселков, расположенных на склонах гор, похожи на небольшие острова, окруженные коралловыми рифами. Хлопья снега, осевшие на ветвях кустарников возле приусадебных участков, похожи на кипящую пену морских волн.

Зеленую идиллию нарушил грохот взрывов, треск пулеметных и автоматных очередей. Над деревьями, на месте боя, поднимаются легкие облачка дыма. Прорисовывается размещение передовой, самих участников сражения не видно.

Шум боя затих как-то сразу.

Хотя являюсь пассивным участником не первой атаки, не могу безразлично относиться к происходящему. Переживаю, тревожно вслушиваюсь в эфир, боюсь услышать страшное, что кто-то из комбатов доложит о неудаче.

Проходит несколько томительных минут. Снова впереди шум и дымки над лесом. Теперь далеко впереди. Наступление развивается успешно.

Вчера противник упорно сопротивлялся, а сегодня, 30 декабря, отходит, не принимая боя.

Перед нами, в окружении гор и снегов, деревенька, выглядящая как сюжет новогодней открытки. В центре — православная церковь, возле нее несколько больших кирпичных домов, остальные 25–30 — обычные, сельского типа.

Деревню мы взяли. Квартирьеры предложили полковнику дом священника, самый большой, а нас, радистов, поместили где-то рядом. Полковник решил иначе. Ему останавливаться в доме священника негоже. Он занял дом рядом, а нас послал к священнику и приказал доложить в штаб дивизии о занятии деревни.

Батюшка нас принял приветливо. Сказал, что они с нетерпеньем ждали прихода наших войск, освободителей от немецкого ига. Он показал свой дом. Комнату, в которую мы вошли с улицы, площадью метров 40, назвал «зальцем». Левую половину комнаты занимала наряженная красавица елка, в правой стоял большой стол и была дверь в небольшой коридорчик, из которого вход в несколько комнат и кухню.

Семья у батюшки 4 человека: он, матушка и двое детей. Показав, кто где располагается, предложил нам выбрать себе место.

Я остановился на «зальце». Помещение вполне удобное. На столике между окон стоит батарейный приемник, но он не работал из-за отсутствия батарей.

Батюшка предложил воспользоваться его антенной, которая была действительно хорошая, на высоких мачтах.

Подключился, установил связь, доложил о занятии деревни. Мне приказали передать полковнику, что нам необходимо закрепиться на занятом рубеже и ждать указаний, и объявили перерыв в связи до особого указания.

Солдатское чутье подсказывает, что Новый 1945 год будем встречать здесь.

Наличие действующего приемника меня удивило. Спросил батюшку, можно ли было воспользоваться приемником. Он ответил, что не запрещалось.

А у нас во время войны это было запрещено. Даже после войны проводилась строгая регистрация радиоприемников. Зарегистрировать их было необходимо в течение нескольких дней после приобретения. У меня до сих пор сохранился паспорт приемника, приобретенного в 1953 году, со штампом регистрации.

Расположились, переночевали. Утром 31 января пришел батюшка, спрашивает: можно ли вечером детей привести к елке. Я ответил, что конечно можно и вообще Новый год нужно встречать у елки.

Батюшка стал сокрушаться, что нет свечей. Даже, говорит, в божьем храме супостаты все свечи забрали.

Сообща решили, что без свечей плохо, но все ж встречать Новый год можно.

Затем пришла матушка, с которой провели переговоры о новогоднем столе и всем новогоднем ритуале. У матушки было много всяких солений, квашений. Но не было мяса. У нас, наоборот, было только мясо да две бутылки марочного вина. Решили все это объединить.

Подумал, чем бы ответить хозяевам, так радушно нас принявшим. Взял и спаял, скрытно от них, гирлянду из лампочек и развесил ее на елке. Лампочек для освещения шкалы у меня было штук 15. Мне резерв лампочек не положен, но со мной поделились радисты, летчики, артиллеристы. Включил радиостанцию. Для таких случаев у меня вместо наушников подключался трофейный динамик.

«Поймал» Москву, слушаем, ждем, когда Молотов поздравлять будет.

Прозвучало поздравление. Вдали от Родины оно звучит как-то по-особому торжественно. Бьют московские куранты.

Включил гирлянду и елка осветилась. Никто этого не ожидал.

Сцена получалась почти, как в «Ревизоре» Гоголя. Действительно здорово получилось.

Батюшка потом сказал, что такой елки у них и в мирное время не было.

Сидим все за столом, слушаем концерт из столицы. Прошло минут 30. Стук в дверь. Входит замполит, говорит, что пришел концерт послушать, сел с нами за стол. Потом пришел полковник и еще несколько офицеров. Всем в чужом краю хотелось послушать голос столицы.

Так сидели и слушали почти до утра.

Первый день нового 1945 года ясный, солнечный. Небольшой морозец.

Прибыло пополнение, которое быстро распределили по подразделениям полка. Из тыла подвезли боеприпасы и разное снаряжение. Идет обычная для паузы в боях фронтовая жизнь. Солдатское чутье подсказывает, что она продлится дня два-три.

Только не получилось. Поступил приказ о переброске нас в Будапешт.

В районе города идут ожесточенные кровопролитные бои.

Иногда согласно приказу высшего командования функции заградотряда выполняет одна из рот полка. Эта рота размещалась в тылу, на некотором удалении от передовой. Ее задача расстреливать паникеров.

Мне, по штату, о таких «деяниях» командования знать не полагалось. В штабе разговоров об этом не было, запрещалось. Лишь иной раз замполит спросит комполка: «О роте не забыли?»

Полковник выполнял приказ явно без большого энтузиазма.

Мне весть о таком деянии принесло «солдатское радио». Ему всегда все было известно.

В солдатской среде бытовало мнение, что в условиях ожесточенных боев среднее пребывание на передовой до того, как ранят или убьют, составляет около двух недель.

Мрачные перспективы впереди, а пока что предстоит переход, который займет 2–3 дня, пройти нужно километров сто двадцать – сто тридцать. Это тоже своеобразный отдых от боев.

Отдыха не получилось, за нами прислали автобат (автомобильный батальон). Под мою радиостанцию выделили бортовую автомашину — ГАЗ-полуторку.