Маргарет Тэтчер - Автобиография [litres]

«Грунвик» стала символизировать «закрытое предприятие», принимающее на работу только членов профсоюза, где сотрудники фактически были вынуждены вступать в профсоюз, если хотели получить или сохранить работу. Именно поэтому НАБС так решительно боролся против «закрытых предприятий». К тому же АПЕКС откровенно хотел силой удержать сотрудников «Грунвик», возможно, с целью в конечном итоге добиться закрытого промышленного предприятия. Более широко, «закрытое предприятие» представляло надежный редут власти профсоюзов, из которого можно было подняться для следующей штурмовой атаки против свободы.

И все же при всем этом дело «Грунвик» не сводилось просто к «закрытым предприятиям», дело было в абсолютной власти профсоюзов. Шокированная тем, что происходило в «Грунвик», я тем не менее не считала, что уже пришла пора отказаться от осторожной политики, касающейся профсоюзной реформы (в чем я была согласна с Джимом Прайером) и что надо было подняться в атаку против «закрытых предприятий». Нам нужно было подумать о гораздо большем числе вопросов, начиная с юридической неприкосновенности профсоюзов и заканчивая насилием и запугиванием, которые не подпадали под уголовную ответственность просто потому, что прятались под маской законного пикетирования. Не решив некоторые из этих проблем, мы практически не могли объявить вне закона «закрытые предприятия».

Для Джима Прайера, мне кажется, это был скорее практический вопрос, нежели моральный: важным было оставаться реалистами и принять тот факт, что профсоюзы не могут быть усмирены законом. Любая реформа потребовала бы их сотрудничества. В отличие от него Кит Джозеф был непоколебимым противником того, что он воспринимал как нарушение прав человека, ставшее результатом коллективистского запугивания. Противоположные взгляды Джима и Кита, выраженные публично при обсуждении доклада Скармана по поводу грунвикского конфликта, стали очевидны. В то время мне казалось, что критика Кита в адрес лорда Скармана была слишком суровой, хотя сам по себе доклад Скармана был нечем иным, как правовым документом, не имеющим законной силы. Кроме того, не Кит, а Джим был представителем теневого кабинета по этому вопросу. Я должна была либо уволить Джима, либо передвинуть на другой пост (ни первого, ни второго я не могла себе позволить), либо согласиться с его подходом.

Это я и сделала. Оглядываясь назад, я думаю, что Джим и я ошибались, а Кит был прав. Все это дело демонстрировало, что наши старательные попытки избежать любого рода обязательств по изменению закона о промышленных отношениях, пусть и имевшие смысл в нормальное время, были проявлением слабости и неспособности совладать с кризисом. Но я приняла решение поддержать Джима отчасти еще потому, что было рано пытаться ожесточить нашу политику. Но близилось время, когда нужно было решительно к этому приступить.

Размышляя обо всем этом, я снова вернулась к идее референдума. После возвращения из Америки я знала, что мне предстоит трудный разговор с Брайаном Уолденом, дебютировавшим в качестве интервьюера в телевизионной программе «Уикенд Ворлд», о том, что будет делать консервативное правительство, если столкнется с тотальной конфронтацией со стороны профсоюзов. Мне нужно было найти убедительный ответ, и было мало надежды, что при каком угодно количестве дискуссий в теневом кабинете мы сможем к чему-либо прийти. Так что в программе я утверждала, что такая конфронтация была маловероятна, и все же в случае возникновения такого чрезвычайного положения потребовался бы референдум. Предложение было хорошо принято прессой и – что гораздо важнее – было поддержано сторонниками Консервативной партии и левого, и правого крыла. (Помогло, должно быть, то, что Джим ожидал трудностей на конференции Консервативной партии по вопросу о «закрытых предприятиях».) Я организовала партийный комитет под руководством Ника Эдвардса, чтобы сделать официальное сообщение о референдуме и его возможном использовании. Но конечно, хотя предложение о референдуме выиграло для нас жизненно важное время, само по себе оно не решало проблемы власти профсоюзов. Допуская, что мы могли победить в референдуме и продемонстрировать, что общественность поддерживает правительство, а не профсоюзных активистов, все равно необходимо было наметить меры для ограничения профсоюзной силы. А до сих пор мы серьезно не задумывались, какими эти средства должны были быть.

Споры о силе профсоюзов оставались связанными с политикой о доходах. В то время осуществляемая правительством политика доходов, казалось, все сильнее слабела. В конце второго года «сдерживания» правительство не могло прийти к согласию с профсоюзами, хотя Британский союз тред-юнионов убеждал своих членов не требовать более одной прибавки заработной платы в следующие двенадцать месяцев. Канцлер казначейства просил, чтобы рост оплаты труда был ниже 10 % (что, как и раньше, подкреплялось угрозой санкций против работодателей, плативших больше). Но конечно, все трудности по согласованию политики доходов с профсоюзами, с которыми сталкивалось правительство, бледнели по сравнению с нашими. К несчастью, мы были обязаны создать документ по экономической политике, включая политику доходов, до начала партийной конференции 1977 года. Дэвид Хауэлл, способный журналист и убежденный монетарист, а также представитель теневого кабинета, был главным автором чернового проекта. А Джеффри Хау, который безо всяких угрызений совести искал некоторого рода консенсуса среди противоречивых взглядов на его Группу экономической реконструкции, к этому моменту был совершенно уверен в достоинствах западногерманского стиля «согласованных действий» в рамках некоего рода экономического форума.

Я предвидела грядущие сложности и выразила свои опасения по поводу всего этого. Джеффри попытался убедить меня в достоинствах системы, послав мне доклад о том, как ее осуществили немцы, но я написала ему в ответ: «Этот доклад еще сильнее пугает меня до смерти. Мы действительно должны избегать этого ужасного жаргона. Также нам нужно признать, что немецкая говорильня работает, потому что состоит из немцев».

Работа над документом продолжалась, но скорее среди представителей теневого кабинета по экономике, нежели среди теневых министров. В отличие от вопроса о «Грунвик» и «закрытых предприятиях» Кит, разделявший мои дурные предчувствия по поводу «форума», был готов к компромиссу больше, чем я. И в конце концов документ появился за подписью Кита, Джеффри, Джима Прайера, Дэвида Хауэлла и Ангуса Мода; он не был формально издан теневым кабинетом.

Я никогда особо не любила «Правильный подход к экономике». В отличие от «Правильного подхода» 1976 года он оказал мало влияния на внеший мир и политику, которую мы стали осуществлять, придя в правительство. Я постаралась удостовериться, что «согласованные действия» – за исключением ограниченной структуры Национального совета по экономическому развитию – никогда не стали реальностью.