Юрий Владимиров - Как я был в немецком плену [litres]

…В те дни я наиболее близко сошелся с двумя товарищами из второго отделения. Первым из них был чуваш Роман Степанович Никитин, старше меня лет на пять, по профессии школьный учитель, живший до войны в городе Канаш Чувашской республики; вторым – мой ровесник украинец Зиновий Ефимович Филиппенко, родом из города Енакиево Донецкой области.

…Самым важным событием для всех нас было собеседование в Особом отделе, где наши данные тщательно записали, чтобы затем проверить их достоверность путем запросов в соответствующие органы. Таким образом, все репатрианты прошли предварительную фильтрацию, но она еще не была окончательной и закончилась лишь в первой декаде июня.

Последующие дни проходили очень однообразно. Но однажды вместе с командиром взвода, как переводчик, я побывал в городе и стал свидетелем двух событий. В тот день лейтенанту дали поручение раздобыть в одной из городских аптек или в городском советском госпитале для раненных военнослужащих несколько простых, но очень необходимых лекарств. Я повёл лейтенанта в знакомую мне аптеку в центре города, куда летом 1944 года заходил вместе с постовым Вилли Нииндорфом. Аптека была заперта изнутри, потому что её владелица, страшно боявшаяся русских, увидев нас из окна, не хотела открывать нам своё заведение. Мой командир вытащил из кобуры пистолет и пригрозил им женщине. Наконец она впустила нас, но заявила, что не может дать лекарства бесплатно или за обесценившиеся немецкие марки. Я перевел слова аптекарши лейтенанту, и тот вытащил из кармана несколько советских рублей. Аптекарша, по-видимому, еще никогда не видела такие деньги и усомнилась, деньги ли это вообще, и мне пришлось ей доказывать, что это действительно «русские деньги». Тогда, забрав их, она принесла нам некоторые из нужных лекарств, а недостающие мы получили в госпитале от советских врачей.

В понедельник 11 июня после завтрака обитателей лагеря в Виттихенау выстроили с личными вещами и повели по шоссе в город Хойерсверда, где нас погрузили в товарные вагоны и на платформы поезда. К обеду поезд прибыл на станцию Бунцлау (ныне Болеславец в составе Польши), где всем дали поесть, и мы успели осмотреть памятник великому русскому полководцу М. И. Кутузову, умершему в этом городке в 1813 году.

Затем поезд поехал дальше и вскоре остановился в городе Лигнитц (ныне Легница) на месте слияния небольшой реки Шварц-Вассер с рекой Катцбах. Здесь произошла выгрузка, и каждому подразделению отвели добротные многоэтажные городские дома, покинутые проживавшими в них немцами. Это было связано с тем, что находившиеся ранее в составе Германии области Верхней и Нижней Силезии отошли теперь Польше, согласно установленным для неё новым границам. В городе остались только семьи отдельных немецких специалистов и мастеров, которые обслуживали тепловую электростанцию и водопроводное хозяйство. Только благодаря этим немцам возобновилась подача электричества и работал водопровод. Нашему взводу досталась большая трехкомнатная квартира на пятом этаже семиэтажного дома. Андрей Маркин распорядился выбросить в окно всю мебель со всем содержимым и даже постельные принадлежности. Конечно, многие из товарищей забрали понравившиеся вещи. Я, например, взял серый галстук и черную жилетку под пиджак, так как раньше никогда не носил ее (и не стал носить). Все присвоили еще и одеяла.

Итак, мы раскрыли окно комнаты и стали выбрасывать во двор всю обстановку. При этом кто с восторгом, а кто с жалостью наблюдал, как, падая на асфальт, с грохотом разбивается вдребезги прекрасная мебель и разлетаются осколки зеркал и пух от подушек и перин. Из бывшей кухни, отведенной второму отделению, вместе с кухонной мебелью вылетала фарфоровая и стеклянная посуда дивной красоты. Было очень жалко, что вместе с цветами в горшках и картинами разоряли шкафы с очень хорошими книгами и альбомами.

Освободившись от всего «лишнего», каждый выбрал на полу место для сна, положив там одеяло и мешок с вещами. Таким образом, вместо того чтобы спать в мягкой постели, мы опять оказались в привычной ситуации – как в лагере для военнопленных. После завтрака в столовой командир сообщил нам, что для нас установлен свободный режим: можем проводить время по своему усмотрению и ходить, куда хотим. Вместе с тем нам поручили следить, не появятся ли в городе бывшие власовцы и граждане СССР, служившие в немецкой армии и теперь замаскировавшиеся под пленных. В случае обнаружения любых подозрительных лиц необходимо срочно сообщить о них в Особый отдел, а еще лучше – доставить их туда.

От командира последовало и очень приятное предложение – каждый из нас мог теперь написать письмо родным и близким, но пока без указания обратного адреса. Полагалось сложить письмо треугольником и сдать командованию для отсылки. Все немедленно принялись искать бумагу, карандаш или ручку. А у меня все принадлежности имелись, даже чернильница, которую я подобрал в этой квартире. Но тут же возник вопрос – кому писать, ведь матери уже могло не быть в живых, а кто-то тоже воевал с фашистами. В связи с этим я решил писать письмо на имя председателя нашего колхоза.

Отдав письмо командиру взвода, я отправился осматривать город. И тут случился новый сюрприз – я встретил на улице однодеревенца Трифона Ильича Марфина. Оказалось, что Трифон тоже был в германском плену и теперь, как и я, мечтает возвратиться домой. Он еще не знал о возможности послать родным письмо, а когда я сказал ему об этом, Трифон поспешил, чтобы послать о себе весточку. Однако, вернувшись на родину, я узнал, что никаких писем от Трифона не получали, домой он не возвратился, и что с ним произошло, никто не знает, а его братья погибли на войне.

…В Лигнитце мы пробыли две недели. За это время мне и товарищам несколько раз приходилось быть свидетелем, как вооруженные польские конвоиры гнали на запад выселяемых из Силезии немцев.

Однажды на обочине шоссе мы с Женей увидели молодую симпатичную голубоглазую немецкую девушку с красивой прической. Она вдруг сказала мне по-немецки: «Я слашала, как ты недавно хорошо поговорил по-немецки с одним старым немцем. Наверное, ты очень хороший парень. Извини меня, но послушай. Я совершенно одна, у меня нет никаких родных, и я не знаю, куда идти. Я уже давно ничего не ела. Возьми меня с собой в Россию – не пожалеешь, буду тебе очень хорошей женой». Мне стало очень жалко девушку. Если бы я не находился тогда на положении бывшего военнопленного и знал, что благополучно вернусь домой, не раздумывая согласился бы выполнить ее просьбу. К несчастью, я не мог дать ей что-либо поесть. Так и оставили мы с Женей эту бедную девушку на обочине шоссе.