Уильям Грейвс - Американская интервенция в Сибири. 1918–1920 [Воспоминания командующего экспедиционным корпусом] [litres]

Генерал Пэрис тоже вынашивал честолюбивые планы о формировании Восточного фронта и склонен был критиковать американцев, которые не делали то, что он считал нужным. В то время генерал Гайда был молодым человеком двадцати семи лет, разгоряченным своими успехами в Иркутске. Поскольку представители союзников использовали его, побуждая сделать все возможное, чтобы заставить войска других наций идти на запад, я счел полезным предупредить его, чтобы он не ждал, что американские войска двинутся западнее озера Байкал.

К сожалению, для обеспечения единства действий в то время в поле зрения появился доктор Теслер, возглавлявший американский Красный Крест, про которого было широко известно, что он двоюродный брат миссис Вудро Вильсон. Он был убежденным сторонником самодержавия и почти восемнадцать лет прожил в Японии. Судя по всему, после окончания работы Красного Креста в Сибири он намеревался вернуться в Японию. Доктор Теслер в большей степени сочувствовал действиям англичан, французов и японцев, что не соответствовало американской политике невмешательства.

Как только генерал Гайда уехал от меня, доктор Теслер заверил его, что, несмотря на заявленную политику Соединенных Штатов, он знает: в случае если ситуация с чехами обострится и Гайда телеграфирует мне о необходимости военной помощи, я не посмею отказать и сразу же направлю американские войска на запад. Присутствовавший при этом майор американской армии Слотер слышал это заявление доктора Теслера и при первой же возможности воспроизвел его по памяти и отправил мне. Родственные связи доктора Теслера с миссис Вильсон заставляли иностранцев придавать слишком большое значение его точке зрения в вопросах политики. Майор Слотер также сообщил, что, совершая поездку на запад с генералом Гайдой, генерал Пэрис «критиковал действия Соединенных Штатов в отношении чехов, что в настоящее время наносит определенный ущерб».

В сентябре Семенов [1] Семенов Григорий Михайлович (1890–1946) – казачий атаман, деятель Белого движения в Забайкалье и на Дальнем Востоке, генерал-лейтенант белой армии. ( Здесь и далее примеч. пер. ) , который, как выяснилось позже, был убийцей, грабителем и самым отъявленным негодяем, тоже приехал встретиться со мной. Его финансировали японцы, но, хотя он не считал, что должен выполнять их приказания, всегда держался на расстоянии досягаемости от японских войск. По сути дела, ему не оставалось ничего иного, поскольку без защиты японцев он не просуществовал бы в Сибири и недели. Семенов постоянно твердил о «возрождении Родины».

В сентябре-октябре представители союзников и русских старались оценить меня, а я тем временем старался оценить их. Не знаю, насколько они достигли успеха, но я очень быстро разочаровался. Я ожидал встретить представителей союзников и русских представителей, не имеющих других мотивов, кроме желания помочь России. Ко мне приходило много русских, принадлежавших к разным политическим группировкам, таким как монархисты и социалисты-революционеры, и разным классам, как крестьяне и представители земств. Они, естественно, хотели знать, каким будет мое поведение в отношении их проблем, и я был рад сообщить им, что войска Соединенных Штатов не будут вмешиваться в их внутренние дела и политические процессы. Как и ожидалось, одним это нравилось, других разочаровывало. В октябре в мой кабинет пришел русский офицер в мундире царского образца и сказал, что он официальное лицо или, по крайней мере, занимает какой-то официальный пост. Этот человек заявил, что я встречаюсь с людьми, чью политику они не разделяют, и люди, которых он представляет, хотят, чтобы я перестал принимать нежелательных посетителей. Я спросил, каким образом смогу быть в курсе происходя щего, и он ответил: «Мы будем снабжать вас всей информацией, которую вам необходимо знать». Я объяснил ему, что буду говорить со всеми, с кем пожелаю. Этот русский в истинно казачьей манере щелкнул каблуками, отдал честь и вышел из кабинета, и у меня появились враги еще в одной русской фракции. Его предложение меня удивило, и я подумал, что подобная идея могла появиться только в такой автократической стране, как старая Россия. Однако позже ко мне явился генерал Нокс и сказал: «У вас складывается репутация «друга бедняков», но неужели вы не понимаете, что они просто свиньи».

11 октября я поехал из Владивостока в Хабаровск и дальше, с целью проинспектировать 27-й пехотный полк. Мы раздобыли специальный поезд, но служба движения была очень ненадежной. Однако в американском штабе нашелся клерк, который раньше служил в управлении той самой железной дороги, и он смог протолкнуть наш поезд за рекордное время. Территория, по которой мы проезжали, оказалась исключительно интересной, благодаря чрезвычайно плодородной почве, позволявшей выращивать отменное зерно, кормовые травы и вообще почти все, что нужно крестьянам. В одном месте, недалеко от Никольска, раскинулась холмистая степь, полностью засеянная пшеницей. В другом месте по обе стороны железной дороги, насколько хватало зрения, тоже росла пшеница. Там не было никаких отдельно стоящих домов, какие можно увидеть в Соединенных Штатах, поскольку крестьяне жили в деревнях и иногда должны были ходить до своих полей по 7–8 километров. У них не было необходимости огораживать свои поля. В определенное время они приходили, скашивали траву, складывали ее в стога, огораживали и оставляли до тех пор, пока она не понадобится их скоту. Мне рассказывали, что обычно они помещают животных в небольшой загон возле стога и оставляют там, пока не кончится сено, а потом переводят их к другому стогу. Как мне объяснили, в основном выращивают пшеницу, овес и гречиху.

В этой поездке мы пользовались спальным транссибирским вагоном первого класса. Это большой деревянный вагон с девятью купе и проходом с одной стороны от них. По желанию пассажиров купе могли сообщаться или изолироваться с помощью раздвижных дверей. В вагонах имелись верхние и нижние спальные полки, расположенные не вдоль, а поперек вагона. Спальные места были шире и длиннее, чем в пульмановских вагонах в Соединенных Штатах. Железные дороги в Сибири имеют большую ширину колеи, чем в Соединенных Штатах.

Утром 12 октября мы начали замечать первые деревья, которых, как говорили, в Сибири очень много. Я видел тонкую корочку льда на озере. До этого мне не попадалось никаких признаков воды, хотя мы проехали 650 километров на север от Владивостока.

В Хабаровск мы прибыли в 10 утра и провели день, инспектируя квартиры офицеров и солдат 27-го пехотного полка. Я остался очень доволен тем, как они размещены в преддверии зимы.

В сентябре, во время проведения операции или, по крайней мере, когда мы думали, что японцы проводят операцию, часть солдат 27-го полка была отправлена на 200 километров западнее Хабаровска в район Биры. Они обосновались в трех или четырех городах между Хабаровском и Бирой, я хотел увидеть, как они живут. Я взял с собой полковника Стайера, и в 6 часов вечера наш поезд двинулся в сторону Биры, куда мы прибыли на следующее утро еще до рассвета. Как только рассвело, я вышел из вагона, и единственный бодрствующий человек, которого я встретил, был американский солдат, стоявший, как часовой, возле железнодорожной станции. Я спросил его, что ему приказано делать, и он ответил: «Подбирать все бумажки, которые я увижу около станции». Я спросил его, кто находится в помещении станции, и он ответил: «Какие-то японские офицеры и японские солдаты». Я рассчитывал увидеть город, но увидел всего несколько разбросанных вдоль реки изб. Американских солдат мы обнаружили в старых крытых вагонах, однако их капитан уехал на охоту. Я спросил солдат, как им здесь нравится. Они были полны энтузиазма и высказывали надежду, что я позволю им остаться здесь на зиму. Осматривая их кухню, я заметил, что на обед у них было два лосося. Я спросил, где и как им удалось поймать рыбу, и они ответили, что поймали ее в реке прямо руками. Они говорили, что их лагерь навещают белки и даже приходил медведь. Я не видел причин оставлять войска в Бире и велел полковнику Стайеру отправить их назад в Хабаровск. На обратном пути мы остановились, чтобы проинспектировать войска еще на двух станциях, и я не нашел причин оставлять их ни на одной из них, поэтому приказал отправить их назад в Хабаровск.