Всеволод Стратонов - По волнам жизни. Том 2

Был для наших взаимоотношений один неприятный момент испытания. Появился во Ржеве контролер одного из отделений банка, кажется, Калужского. Фамилию я его забыл, а раньше он служил у нас в Ржеве. Этот тип затеял создать себе карьеру в помутневшей воде. Стал объезжать отделение за отделением, убеждая служащих Государственного банка сорганизоваться в общий профессиональный союз и завладеть в банках властью.

Приехав во Ржев и игнорируя меня и Вешенского, он назначил в банковом отделении общее собрание служащих.

Он осекся. Мои сослуживцы заявили ему, что без моего разрешения в здании банка собрания быть не может, и предложили ему обратиться за согласием на это непосредственно ко мне. Смутьяну пришлось, с кислой миной, идти знакомиться со мною. Конечно, собрание я разрешил, но на нем не был. Издали видел, что сослуживцы жадной толпой окружили оратора, когда он повествовал о том, что происходит в других отделениях банка. Его демагогическое выступление у нас провалилось, хотя отрицательный след этого посещения все же долгое еще время сказывался.

От военной охраны, введенной в первые дни революции, я отказался, когда выяснилось, что непосредственной угрозы для банка не существует. Но нашу охрану ослабляли все еще продолжавшиеся призывы по мобилизации. Я заявил протест военной власти, указывая на необеспеченность охраны банка, и просил освободить призываемых. В этом последнем мне было решительно отказано, но, во внимание к моим опасениям, воинский начальник прислал в мое распоряжение около десятка легкораненых солдат, на началах продолжения ими военной службы.

Вызвал я прибывших солдат в кабинет. По большей части это были ремесленники и фабричные рабочие. Ранения их были неважные, так что охрану они могли нести. Давши им общую инструкцию по службе, я сказал:

— Ваша служба в банке является продолжением воинской службы с полагающимся вам военным довольствием. От банка никакого вознаграждения вам не полагается. Но я не хочу, чтобы вы чувствовали себя у нас хуже, чем все остальные. Поэтому я решил следующее: на свой личный страх и риск я сделаю то, что, собственно, не имею и права делать. Именно, назначаю вам, независимо от военного довольствия, еще полностью то же денежное вознаграждение, которое получают все остальные банковые сторожа. Быть может, за этот самовольный поступок мне придется поплатиться по службе, но это уж будет моя печаль. А от вас за это ничего другого я спрашивать не буду, как службы банку не за страх, а уже за полную совесть. Обещаете ли вы мне это?

— Так точно!

— Обещаем, господин управляющий!

Солдаты были очень довольны, и они до конца исполнили свое обещание. За исключением только одного, свихнувшегося на большевизме, они в полной мере оправдали мой самовольный поступок, которого, без разрешения центрального управления, я действительно не имел права совершить. Солдаты не один раз выручали и банк и лично меня от опасности, и им я был обязан тем, что впоследствии большевицкая власть долгое время не рисковала разрушить наш банк.

Весною 1917 года временное правительство выпустило свой известный «Заем Свободы» [31] В объявлении Ржевского отделения Государственного банка за подписью его управляющего В. Стратонова сообщалось, что «открыта подписка на заем свободы 1917 года», который выпускается сроком на 55 лет облигациями в 50, 100, 500, 1000, 5000, 10 000 и 25 000 рублей с доходом 5 % и освобождением от налога (Ржевская заря. 1917. № 12. 1 апр.). .

Слово «свобода» тогда еще опьяняло так же, как и слова: «революция», «революционный» и т. п. Во многих местах заем вызвал большой подъем настроения. В Петрограде и в некоторых других городах устроены были большие народные празднества для распространения займа, одной из главнейших целей которого выставлялся лозунг: война до победного конца.

Надумал устроить «день „Займа Свободы“» и я.

Созвавши в банке общее собрание служащих обоих отделений и членов учетного комитета вместе с их женами, предложил совместными усилиями устроить этот «день». Дал также свой проект деталей устройства празднества.

Предложение и проект были единогласно приняты.

Тогда я указал, что успех может быть достигнут только в случае общей сложной и идейной работы. Поэтому на все время работы по устройству праздника, как и во время его самого, я предложил объявить мораторий всем личным чувствам: прекратить на это время действие злобы, обиды, недовольства, антипатии одних к другим и т. п., с тем, что, если это необходимо, возобновить такие чувства уже после праздника.

Это также было принято и, что всего удивительнее, добросовестно приведено в исполнение. Даже те из чиновников, которые считали себя мною обиженными на служебной почве, в эти дни проявляли добросовестнейшую совместную работу.

Деятельность закипела. Мы разбились на ряд групп; у каждой было самостоятельное задание. За мною оставалось лишь общее руководство, однако и оно поглощало почти все мое время.

Хотелось вовлечь в это дело все круги общественности и все организации. Поэтому я пригласил в банк на совещание все образовавшиеся в Ржеве комитеты: солдат, рабочих, организаций и учреждений [32] См.: «16 сего апреля в помещении Государственного банка состоялось совещание по вопросу о реализации „займа свободы“. Совещание открыл управляющий банком г. Стратонов коротким, но довольно внушительным докладом о результатах десятидневной подписки займа и пояснением о выгодах и невыгодах. Интересны цифровые данные всех займов, которые дал Ржев. 1-й военный заем дал 252 тыс. руб., 2-й военный заем дал 233 тыс. руб., и заем свободы в 10 дней подписки выразился в 484 тыс. руб.» (В Государственном банке. О реализации займа свободы // Там же. 1917. № 25. 18 апр.). .

Собралось человек полтораста. Едва я открыл заседание и изложил цель нашего начинания, как попросил слова Канторов. Он стал говорить не по поводу дня «Займа Свободы», а заявил, что сейчас как раз подходящий момент для открытия прений между представителями буржуазии и представителями пролетариата по вопросам марксизма. Как представитель этого последнего направления, он вызывает буржуазию на немедленный словесный бой.

Не хотелось начать совещание с остановки или лишения слова оратора. Но было видно, что это резкое и бестактное выступление вызвало среди присутствующих сильное смятение. Представители купечества — члены учетного комитета стали шептаться. Вот-вот они покинут зал… Может сорваться весь праздник.

Я встал и в энергичной речи решительно отвел в сторону поднятые Канторовым вопросы. Предложил — имея в виду жадно слушавших Канторова рабочих и солдат — поднять и обсудить эти вопросы, если нужно, в другом собрании и непременно после праздника. Пока же просил строго держаться программы собрания.