Ким Филби - Я шел своим путем. Ким Филби в разведке и в жизни

В домашних хлопотах мне помогала мама, пока не появилась Антонина. Она оказалась полной противоположностью Елены, хотя пришла к нам случайно, без всякой рекомендации. Ее прислали по моему вызову мыть окна из фирмы «Заря», сотрудники которой выполняли различные услуги по уборке квартир. Антонина сразу заявила, что нас обсчитали при заказе, и не захотела брать деньги сверх причитающихся по квитанции. С тех пор я стала изредка приглашать ее на генеральную уборку. И хотя Антонина каждый раз заявляла, что у нас чисто и мы только напрасно тратим деньги, трудилась не покладая рук по нескольку часов. При расчете она всегда пыталась вернуть лишние, на ее взгляд, деньги, и с ней приходилось долго спорить. Ким не мог не заметить трудолюбия и честности Антонины и относился к ней с большой симпатией. К сожалению, у нее было больное сердце, и она недолго проработала у нас.

Ким сразу и безоговорочно принял мою семью. И это было не просто данью уважения ко мне. Он искренне привязался к моим родным, чьи проблемы принимал близко к сердцу. Ким очень любил и почитал мою маму:

— Мне бы стоило жениться на тебе хотя бы ради такой тещи, — говорил он и называл ее «мама», хотя она была на десять дней моложе его.

Моя мама прожила трудную, типичную для людей ее поколения жизнь. Она помнила революцию и войну, репрессии и бомбежки, разруху и голод. Ким восхищался мужеством и стойкостью наших стариков и не мог не заметить их полунищенского существования. Встречая дряхлых, сгорбленных старушек, он говорил:

— Это они выиграли войну!

Он не мог спокойно пройти мимо, чтобы кому-нибудь не помочь — перевести через дорогу, донести сумку, проводить до дому. Его раздражали бравурные речи и лозунги:

— Наша прекрасная молодежь! — передразнивал он и возмущался: — Почему никто не говорит о стариках, об их бедственном положении? Вот кому надо помогать!

Что бы он сказал теперь, увидев толпы нищих?!

Однажды Киму принесли небольшой гонорар. Он не хотел брать эти деньги и просил передать их в фонд вдов. Ему ответили, что у нас не существует благотворительных организаций, и напомнили о вполне конкретной вдове — его теще. Ким успокоился, подарив ей свой гонорар. (Такие слова, как «милосердие», «благотворительность», уже затертые сегодня, в те времена вовсе не употреблялись, считались унизительными для советского человека.)

Бывая у нас, мама непрерывно хлопотала по хозяйству. Ким не мог к этому привыкнуть и с беспокойством спрашивал:

— Почему мама никогда не отдыхает?

Он также возмущался, что она неправильно питается, по русской привычке злоупотребляя хлебом в ущерб более полезным продуктам, и сам составил для нее дневной рацион. Перевоспитать маму ему так и не удалось. Зато Ким сумел приучить ее к шампанскому. Более того, однажды попробовав коктейль «шампань», она сама напоминала: «С коньячком, пожалуйста!» В час вечернего «дринка» Ким не забывал занести маме в комнату рюмочку коньяка или ликера. Стоило ему выпить сверх нормы, как мама становилась его навязчивой идеей, и он без конца приставал ко мне с одним вопросом:

— Ну, Руфа, ну, где мама?

В трезвом состоянии Ким не мог объяснить, почему это так волновало его накануне. Думаю, что, осознавая свой не совсем пристойный вид, он не хотел попадаться ей на глаза.

С такой же теплотой Ким относился и к моему брату. Костя, мастер на все руки, всегда приходил к нам на выручку — как слесарь, электрик или плотник и вообще помощник в любом деле. Ким называл его «скорая помощь».

Через несколько месяцев после нашей свадьбы Костя познакомил нас со своей невестой Наташей. Мы встретили их шампанским, к которому Наташа не притронулась. Она так стеснялась, что ни разу не улыбнулась, не произнесла ни единого слова, как мы ни старались ее разговорить. Они вскоре поженились. Наташа постепенно освоилась с нами и даже полюбила шампанское.

Когда у них родился сын Сережа, Ким в течение трех лет выплачивал Наташе ежемесячное пособие в размере ее зарплаты, чтобы она могла оставаться дома с ребенком. Он также постоянно помогал маме, доплачивая к ее мизерной зарплате, а затем и к пенсии.

Семейство, увеличившееся до четырех человек, занимало все ту же 28-метровую квартиру. Хотя у мамы была отдельная комната в нашей квартире, большую часть времени она проводила со своим внуком, деля с ним 9-метровую комнату. Вторая комната служила одновременно столовой, гостиной и спальней для Кости и Наташи. Кстати, впервые за всю мамину жизнь своя комната у нее появилась в квартире у Кима.

Сережа был очень привязан к своей бабушке и тосковал, когда она уезжала. Она еще не успевала доехать до нашего дома, а он уже звонил нам по телефону и жалобно спрашивал:

— Где бабушка?

С младенческих лет Сережа любил бывать у нас в гостях — прежде всего благодаря возможности полакомиться икрой. Как-то раз Ким сделал ему замечание, когда он набросился на свое любимое блюдо, не дождавшись, пока остальные усядутся за стол. Сережа забрался под стол от обида и не вылезал оттуда до конца ужина. В другой раз, увидев рис, который я подала к карри, он возмущенно сказал:

— Не хочу кашу!

В детском саду, куда он ходил, детей каждый день кормили кашей, и его разочаровало такое угощение.

Ким заботливо относился ко всем членам моей семьи и не считал зазорным похлопотать ради Сережи о путевке в летний пионерлагерь для детей сотрудников КГБ, хотя не любил обременять своих коллег личными проблемами.

Ким был очень одинок в Москве, поэтому такой естественной стала его дружба с Джорджем Блейком, к которому он относился с теплотой. К тому же при вынужденном затворничестве у него не было выбора. Он не мог общаться ни с кем, кроме очень узкого круга своих коллег.

В первые годы нашей семейной жизни мы регулярно обменивались визитами с Блейками, вместе проводили праздники. Казалось бы, Кима и Джорджа многое связывало, но при внешней близости они были слишком разными. Чем чаще мы встречались, тем больше проявлялись эти различия.

Окончательный разрыв произошел в 1975 году. Поводом для этого послужила публикация в Англии наших общих фотографий, выполненных Джоном, старшим сыном Кима. Джон снимал всю компанию на даче у Блейков с их согласия, и я была свидетелем этой договоренности. Ким напрямик спросил Джорджа:

— Ты не против, если Джон заработает на наших фотографиях?

И тот ответил:

— Конечно, нет.

Прошло два или три дня, и в последний момент, перед самым отъездом Джона, нам позвонила Ида и сказала, ссылаясь на Джорджа, что они против публикации фотографий, поскольку такой договоренности не было.

Джон был расстроен: у него не оставалось ни времени, ни пленки для новых снимков. Для Кима это было делом принципа. Он всегда следовал правилу: давши слово, держи. Как бы то ни было, я считала, что следует отказаться от этой затеи, но ни Ким, ни Джон со мной не согласились. А Джордж сразу доложил об этом «куда надо». После этого наши отношения прекратились.