Ким Филби - Я шел своим путем. Ким Филби в разведке и в жизни

Всего наилучшего!;

Хейшо Фарм

Дейкр

Хэрроугейт

Северный Йоркшир

6 ноября 1977 года

Дорогой Ким!

С огромным удовольствием признаюсь и со слюноотделением, ибо ты упоминаешь форели с шубертовскими обертонами, прочитал твое письмо, но как жаль, что мы не смогли встретиться. Как теперь ясно, это было бы, наверное, сложно в любом случае. Почему-то Госкомитет по радио и телевидению продемонстрировал в отношении меня исключительное усердие, так что мои две недели в Москве и Ленинграде прошли в сплошном дыму встреч и интервью. Надеюсь, если в будущем нам удастся встретиться, это произойдет при более спокойных обстоятельствах!

Ты спрашиваешь: почему Северный Йоркшир? Тут целая долгая и запутанная история, но я попытаюсь подсократить ее. Мой первый брак распался И лет назад, вскоре после того как я, завершив свой первый срок в Москве, возглавил парижское отделение. Примерно 4 года спустя — после проходившего одновременно процесса о разводе, слишком мучительного для детального пересказа, — я снова женился на женщине по имени Элизабет Бауэр, которая начинала как провинциальная журналистка, работала в Рейтер (в том числе какое-то время в Западной Африке), в МИД, а к тому времени, когда я ее встретил, успела уже несколько лет отработать на Би-Би-Си. Так что, как видишь, мы вполне профессиональная пара! Следует добавить, что в 1968 я принял католичество — Лиз уже была католичкой, а со стороны матери происходит из традиционно нонконформистской семьи (я был принят в лоно Церкви в перерывах между репортажами о пылающих баррикадах парижского студенческого восстания). Теперь у нас двое детей: Марк, которому шесть с половиной, и Аликс, маленький буйный рыжик, которой на Рождество исполнится четыре. Почему именно Йоркшир? Лиз — северянка с обеих сторон и всегда имела тут глубокие корни. Так что, когда мы решили вернуться на родину, после шести лет в Париже и еще двух в Москве, нам показалось вполне естественным обосноваться в старом сельском доме, на природе, и мы очень счастливы тут уже почти три года — сейчас я обычно работаю на Би-Би-Си первые три дня недели и могу довольно плавно перемещаться между Лидсом и Лондоном. Оставаясь неисправимыми капиталистами. также имеем старый сельский дом в Нормандии, который приобрели в бытность мою парижским корреспондентом, и именно там, я полагаю, мы и обоснуемся окончательно после моего ухода на покой с Би-Би-Си года через три. Как ты знаешь, я по натуре, можно сказать, безродный космополит, хотя и родился в Лондоне, рос в Новой Зеландии… однако у меня все же есть такое странное чувство, что какие-то мои корни — в Нормандии, ведь именно оттуда предки моего отца появились два поколения назад, и я не думаю, что это всего лишь сантименты, к тому же там по-прежнему можно купить весьма приличное vin de table [72] Столовое вино (фр.) по 50 пенсов за бутылку, не говоря уже о нашем знаменитом местном кальвадосе! Наконец, наши дети родились во Франции, и нам хочется, чтобы они были двуязычными. А кроме их воспитания мои амбиции ограничиваются разве что желанием снова научиться как следует играть на фортепьяно, а также, быть может, создать один-два маленьких шедевра.

Как ты пишешь, твоя карьера дала в последние месяцы обильную пищу журналистам. По-прежнему доносятся слухи о предполагаемом фильме, в котором, похоже, главная роль теперь поручена Роберту Шоу; в дополнение к этому есть еще спектакль в Вест-Энде под названием «Старая родина» (я пока что не видел), в котором тебя изображает Алек Гиннесс, — я дам тебе знать, убедительно ли, когда посмотрю. Я настраивался на более скромную цель, когда впервые обратился к тебе несколько лет назад. Мне подумалось, что мы могли бы подготовить «профильную» передачу для радио или телевидения, или для обоих, в форме продолжительного интервью, от 30 до 45 минут. Несомненно, есть некоторые темы, которых ты предпочел бы не касаться, но при этом наверняка есть немало иных аспектов твоей жизни и эпохи, которые мы могли бы обсудить, и я нисколько не сомневаюсь в том, что итог мог бы стать одновременно информационно насыщенным и увлекательным. Короче, если ты готов рискнуть якшаться со мной публично, я вполне готов к тому же со своей стороны. Кроме того, хоть я и не отношусь К адептам журналистской теории «сенсация любой ценой», я абсолютно уверен, что конечный продукт будет иметь колоссальный отклик — а это занятно и само по себе, и как нечто такое, о чем будет рассказать внучатам!

Дай знать, что ты об этом думаешь. Бессмысленно обсуждать важные вопросы или подлежащие освещению темы до того, как мы прежде всего определимся относительно целесообразности всего проекта в целом. Но если ты сочтешь его стоящим, я, вероятно, мог бы нанести предварительный визит в Москву, чтобы обсудить эти вопросы до перехода к практическим действиям, направленным на непосредственное создание программы.

Поразмыслив, отказываюсь от «обсидианового»; Как тебе вместо этого просто «прочный»?

Твой Эрик

Р.S. Я довольно крепко привязан к нескольким проектам в ближайшие два-три месяца. Может быть, нам подумать о том, чтобы встретиться ранней весной?

П/я 509 Главпочтамт Москва

26 ноября 1977 года

Мой дорогой Эрик!

Как приятно было узнать все твои новости. На твою долю выпали мучительные испытания, и я очень рад, что все в конце концов обернулось для тебя хорошо. Правда, невольно вздрагиваешь от мысли о толпах маленьких новых Де Мони, выпускаемых на волю в наш беспокойный мир, особенно насчет буйных рыжиков. Я полагаю, они достигнут своей активнейшей стадии как раз ко времени твоего ухода на покой в бедную Нормандию, которая, как мне представляется, достаточно пострадала в 1944 году. Ты пишешь, что собираешься оставить службу через три года. Значит, тебе 57? 62? Во время наших слишком нечастых встреч на Востоке я никогда не замечал разницы в возрасте, но она, должно быть, была. Через пять недель мне стукнет 66, однако, несомненно, в связи с жестокой задержкой умственного развития я не чувствую себя намного старше, чем в Бейруте. Память у меня уже явно не та, что была прежде, и опечатки случаются чаще — вероятно, подкрадывается склероз. Но я надеюсь, что мои мозги продержатся еще лет десять — двадцать, ибо для них пока еще довольно много работы.

Я, разумеется, с удивлением узнал о твоем обращении; хотя еще один мой старый друг — Грэм Грин — проделал тот же, путь — от КП к Церкви. Лично я был рад услышать, что твоя жена происходит из нонконформистской семьи — у Филби тоже есть свой «скелет в шкафу». Говорят, что последним повешенным в Тайбэрне был Филби-католик, после чего семья аккуратненько приспособилась к англиканскому истэблишменту. Прискорбный эпизод и, я надеюсь, недостоверный. Ты наверняка в равной мере удивлен моей пожизненной приверженностью к марксизму. Конечно, я не считаю, все написанное КМ Священным Писанием. Но я действительно верю, что он и его лучшие последователи нащупали оптимальный инструмент для объяснения поведения человека в обществе. Что касается любых религиозных догм, они никогда не трогали меня с тех пор, как примерно 60 лет назад я шокировал мою бабушку заявлением о том, что Бога нет. В своей брошюре обо мне Г. Т-Р изобразил меня ископаемым, видимо потому, что я пришел к марксизму в Кембридже и остался верным ему по сей день. Но ведь и сам Т-Р на старшем курсе был убежденным тори и остается таковым. Если он хочет присоединиться ко мне в палеонтологическом музее, я подвинусь и дам ему место. В целом же, он был честным, хотя и заблуждающимся критиком. Но это уже «большие глубины» — не для частной переписки!