Улукбек Чиналиев - От кетменя до мундира посла. Страницы жизни семьи, республики, страны

Людская молва гласит, когда сын Усмана Юсупова спросил опального отца, почему он, отправленный в отставку с поста Председателя правительства Республики, согласился на унизительную для него должность директора целинного совхоза, Юсупов ответил: «На земле-кормилице нет и не может быть унизительных должностей и занятий, в любом труде человек может достойно проявить себя и получить удовлетворение. Главное, не сосредотачиваться на своих обидах и не думать, что с тобой обошлись несправедливо».

Было время, когда в семье Чиналиевых одновременно учились четыре студента, каждый из нас по своим способностям и знаниям поступил в престижные вузы. Несмотря на большие материальные трудности, это были счастливые годы, наполненные радостью за сыновей. Таких семей, чьи дети учились в лучших вузах страны, в провинциальном Джалал-Абаде тех лет были считаные единицы, да и сегодня картина аналогичная. Нашим родителям откровенно завидовали многие.

Моя учеба в школе складывалась не совсем успешно, особенно в начальных и средних классах. Мама часто говорила мне: «Будешь плохо учиться, пойдешь в строительное профтехучилище, придется рыть землю и таскать кирпичи». Такая перспектива меня не устраивала, я недолюбливал домашнюю работу, уход за огородом или за птицей. Мне было больше по нраву участие в спортивных состязаниях или чтение книг, которые открывали мир Шерлока Холмса и Алана Пинкертона.

Чрезмерное увлечение внешкольным досугом вызывало недовольство мною старших братьев и родителей, особенно мамы. Старший брат особо не церемонился, иногда поколачивал меня, я, конечно, возмущался. Наши ссоры перерастали в драки. Чем старше мы становились, тем более серьезные взбучки я от него получал. Причины противостояния были разные: отказ выполнить какое-нибудь поручение или желание увязаться за старшим братом, который со сверстниками отправлялся купаться на речку Кугарт. Игры носили сезонный характер, весной, как правило, увлекались лянгой (волан, изготовленный из лоскутка овечьей или козьей шкуры, прикрепленный к нему пластинкой свинца), дворовые мастера этой игры могли часами демонстрировать цирковые номера, выполняя игру ногами внутренней и внешней стороны стопы и не позволяя ей упасть на землю. В мои увлечения входили дворовые пристрастия, в том числе игры на деньги. Призовые деньги я хранил в копилке в виде кошки. Когда мамино терпение иссякло, она со свойственной решительностью разбила мое сокровище, и перед глазами предстали черепки с горой монет. В другой раз ее озабоченность коснулась коньков, которые мы не могли поделить с Тариэлем. Она их просто сломала. Чуть выше нашего дома размещался яблоневый сад хлопкоочистительного завода. Ранним утром летнее солнце ярко освещало его, но, как только на улицах становилось жарко, там сохранялась тень. Место было прохладное, тихое, но веселое, приспособленное детьми для спортивных игр. Дворовые футбольные команды играли кожаным мячом, неудобство доставляла шнуровка: если удар мяча приходился этим местом, боль становилась ощутимой. Впоследствии мячи стали выпускать ниппельные. Обувь берегли, играли босиком, ссадины присыпали пылью. Нередко футбольные состязания в пылу страстей перерастали в кулачные, особенно если это касалось выяснения первенства между школами или городами. Фруктовые деревья, отживающие свой срок, служили для нас развлечением. Подпрыгнув, я повисал на нижней ветке, обхватывал двумя босыми ногами суховатый ствол, подтягивался и взбирался от первого разветвления – к тому, что над ним, и далее выше, до самых высоких веток. Разыгрывая приключения Тарзана, я перебирался с одной ветки на другую, упражняясь в силе и ловкости, синяков и кровавых ссадин прибавлялось на моем теле, но я пренебрегал всеми этими трудностями и мучениями. Описываемый мной образ жизни был несовместим с дальнейшим совершенствованием в науках, и чем больше я предавался забавам, тем больше отставал от занятий.

Вспоминается: долгими зимними вечерами мы садились в кружок, старший брат раздавал нам карточки, на одной из сторон красовались репродукции художников эпохи Возрождения, а на другой было описание картины ее творца. Мы пользовались ими на постоянной основе, и это помогло нам надежно упаковать информацию в долговременную память. Почему я стал запоминать, потому что включил метод: ответы на вопросы. Этот принцип я в дальнейшем переложили на изучение предметов школьной программы. На одну из сторон записывал слово или определение, после этого самостоятельно пытался сформулировать ответ и, если не справлялся, открывал обратную сторону и проверял себя. Лидерство было за тем, кто красочно и образно опишет полотно и ее автора. Так я познакомился с загадочной «Джокондой» Леонардо да Винчи, «Святым семейством» Микеланджело, «Сикстинской Мадонной» Рафаэля, «Вознесением Марии» Тициана, «Ночным дозором» Рембрандта, Ван Гогом и его несравненным «Цветущим миндалем». Выйдя во двор нашего дома ранней весной, можно было видеть на близлежащих невысоких горных склонах, покрытых зеленым травяным ковром, цветущий миндаль, окутанный нежной розовой дымкой на фоне лазурного неба. Я часто взбирался на холмы, возвышающиеся над моим родным городком, пахло влажным ветром, нежным благоуханием алых цветов боярышника, внизу, правее городка, сверкала река Кугарт, видна была черепичная крыша моего отчего дома, ветер шевелил мои волосы. Вдруг я неожиданно понял: все вернулось опять. Я заново переживал один час из моего позднего отрочества, один воскресный день ранней весны, на этом самом месте мы стояли вдвоем, и я робко взял ее за руку. Мы встречались то здесь, на холмах, у садовых оград всю весну. И когда зацветала сирень, у нее был такой головокружительный запах, что мы нарочно останавливались и дышали глубоко-глубоко, полными легкими, так что иногда казалось, будто от этого запаха мы куда-то возносимся. Она увлекалась живописью, шедевры гениальных художников побудили нас узнать их биографии и историю создания полотен. Через много лет, пребывая в городах мира, посещая картинные галереи, мы с женой и внучками с удовольствием лицезрели оригиналы этих творений. Это совершенно не те ощущения испытываешь, когда видишь копии. Мог ли я себе представить, посещая Сикстинскую капеллу в Ватикане, как Микеланджело, лежа на строительных лесах, изо дня в день на протяжении четырех лет, дыша ядовитыми красками, разъедающими глаза, в одиночку, обладая характером, тверже самого гранита, расписывал потолок сюжетами, взятыми из Ветхого Завета. От момента Сотворения мира до Всемирного потопа. «Сделав более чем 400 фигур в натуральную величину, – говорил мастер, – я чувствовал себя настолько старым и уставшим. Мне было только 37 лет, а все друзья уже не узнавали старика, которым я стал». Когда нам предложили посетить галерею Боргезе в Риме, я подумал: очередной музей, к тому времени мы посмотрели довольно много – собор Святого Петра в Ватикане, Пантеон, Колизей. Мы поклонились Великим мастерам в церкви Санта-Кроче, Микеланджело Буонаротти, астроному Галилео Галилею, мыслителю Никколо Макиавелли, композитору Джоаккино Россини, спящим среди шедевров и неувядаемой вечности столетий, съездили во Флоренцию и Венецию. Но от увиденного в Музее Боргезе мы скорее растерлись от многообразия выбора произведений, которые соотносились бы с определением «шедевр». Мы открыли для себя Джана Лоренцо Бернини – одного из величайших архитекторов и скульпторов всех времен, знаменитого скульптора Европы Антонио Канова, изобразившего одну из красивейших и знаменитых женщин той эпохи в сиянии ее двадцати пяти лет, обнаженную, в блеске императорского триумфа, сестру Наполеона Паолетту Бонапарт. Галерея славится большим собранием полотен Караваджо, выдающегося и неоднозначного художника, работы которого потрясали, восхищали и даже приводили в ужас.