Всеволод Стратонов - По волнам жизни. Том 1

Но француз очень доволен: раскланивается, прижимая театрально руку к сердцу. Делает служителям жест. Приносят новую батарею бутылок. Бокалы пенятся… О, господи, есть же предел всякой емкости!

Нас предоставляют теперь самим себе. Освежающе действовала на затуманенные головы прохлада озера. Молодежь с песнями поплыла на лодках, роняя нетвердыми руками весла. Другие разбрелись по виноградникам.

Но хозяйка нас созывает:

— Обедать пожалуйте!

— Как — обед? Какой еще обед? Да разве мы что-нибудь можем в себя еще вместить…

Обед — роскошный, обильный. Бедная хозяйка, она очень огорчена: блюда уносятся почти нетронутыми.

Было уже темно. Лошади покатили быстро. Кучера, также бывшие под влиянием дегустации, гнали вовсю.

Мы проезжали через тучи летающих светляков. Они то вспыхивали по сторонам экипажей, то гасли. Иные гнались за нами, сколько могли.

В одном из петербургских садов, поздней уже ночью, я видел скромную певичку Рыбакову. На маленькой сцене, среди ужинающей публики, она распевала модный тогда романс:

Подкутившие саврасы [423]дерзко кричали ей в ответ:

— Пройдет, Рыбакова! Не сомневайся!

— Пройдет!!

В нашем кружке молодых астрономов стало после этого ходячим выражением:

— Рыбакова пройдет! Рыбакова прошла!

Своему другу В. В. Серафимову я поручил следить за появлением в «Правительственном вестнике» [424]приказа о моем назначении.

В начале июня получаю телеграмму:

— Рыбакова прошла. Серафимов.

Смысл был понятен; но дня через два, приехав случайно из дачи в город, я стал разыскивать «Правительственный вестник», чтобы самому удостовериться в действительности состоявшегося назначения. Но где в маленьком городке найти эту официальную газету? Говорят, она получается только в канцелярии губернатора.

Что ж, иду в канцелярию. Дежурный чиновник, наклонившись над местной газеткой, заставляет изрядно постоять перед ним. Потом делает вид, как будто вдруг меня замечает:

— Вам чего?

— Мне надо навести справку в «Правительственном вестнике».

Чиновник косится на мой простенький дачный костюм, к тому же еще запыленный с дороги беловатым налетом. Лениво тянет:

— Это — у самого правителя канцелярии…

— Так я хотел бы у него справиться.

Зевает во весь рот, отгоняя назойливую муху, которая упорно садится на его лоб.

— Кто вы… Как о вас доложить?

Гмм… Кто же я на самом деле? А ну-ка.

— Помощник начальника канцелярии наместника его императорского величества.

Чиновник широко открывает глаза. Смотрит пристально — видимо, мелькает сомнение — не шутник ли перед ним? Потом как сорвется с места… Бегом вверх по лестнице.

Эге, видно, я и на самом деле здесь стал нечто…

Через минуту вместе с ним вприпрыжку несется вниз по лестнице сам правитель канцелярии Лючев. Увидев мой скромный запыленный пиджак и дачную соломенную шляпу, Лючев в нерешительности останавливается; видно, и его берет сомнение:

— Что прикажете-с?

Смеясь, объясняю, в чем дело. Идем с ним в кабинет. Лючев быстро находит: действительно, назначение состоялось [425].

Лючев сразу проникается служебным почтением:

— Не будет ли вам угодно познакомиться с управляющим губернией? Нового губернатора генерала Трофимова еще нет, а губернией управляет вице-губернатор Березников.

Делать нечего. Назвался груздем, полезай… на роль «особы» для кавказской провинции.

Рыбакова действительно прошла…

Надо ехать в Тифлис. Неопределенность положения утомила, хотелось поскорее устроиться.

Приехали мы вместе с провожающими в Новороссийск; вечером я должен был сесть на пароход «Великий князь Алексей» [426].

В городе — переполох. Из уст в уста передается о чем-то совершенно фантастическом, невероятном… Будто бы в Черноморском флоте бунт, а с часу на час должен прийти в Новороссийск броненосец «Потемкин» [427], чтобы бомбардировать город.

Этому поверить было нельзя, но в чем же дело? Вспомнил я, что теперь я до некоторой меры «особа». Решил заехать к своему новому знакомому — управляющему губернией А. А. Березникову. Надо бы проститься, а если что-нибудь на самом деле есть, мне он, конечно, скажет.

Березникова я застал сильно взволнованным. Он показал мне секретную телеграмму: губернатор извещался о бунте броненосца «Потемкин» и о возможности прихода его в Новороссийск; необходимо принять соответственные меры.

Меры… — но какие? В Новороссийске только стоит местная воинская команда, несколько десятков или сотня солдат…

К вечеру собрались мы на пристани Русского общества пароходства и торговли. Ждем появления идущего из Феодосии парохода «В[еликий] к[нязь] Алексей».

Стоим, ждем… Час проходит за часом, а парохода все нет. Никогда так не бывало, ясно, что произошло что-то. Что же именно?

Волнуются собравшиеся на пристани пассажиры, волнуются и провожающие и служащие в пароходном агентстве:

— Нет, говорят, у нас известий! Пароход вовремя вышел из Феодосии. Уже давно должен быть здесь. Что-то случилось с ним в море!

Всматриваемся в даль, не покажутся ли из‐за Суджукской косы давно ожидаемые огни парохода.

Вот они, огни! Показываются. Однако они что-то слишком слабы. Не похожи на обычную яркую иллюминацию большого пассажирского парохода. Сейчас, впрочем, все может быть по-иному.

Огни приближаются. Однако пароход почему-то направляется не к нашей пристани, а к одной из соседних. Пароход ошвартовывается. Публика с нашей пристани несется с вещами туда.

Разочарование — это пароход другого, «Российского» общества [428], а не Русского общества пароходства и торговли. Небольшой пассажирский пароход, пришедший с юга, из Туапсе. Спешим узнать от него новости о «Потемкине». Но там вообще ничего не знают, и даже о самом морском бунте впервые узнают от нас же.

Возвращаемся на пристань, ждем. Уже прождали так около пяти часов.

От здания агентства, на берегу, бежит вдоль пристани служащий. Размахивает на ходу белой бумажкой:

— Телеграмма!

Мгновенно его окружает толпа. Служащий поднимается на бочонок, читает:

— Пароход «Великий князь Алексей», при выходе из Феодосии, был задержан в море взбунтовавшимся броненосцем «Потемкин», который отобрал у него весь уголь. «Алексей» должен был возвратиться в Феодосию, где снова грузится углем. По окончании нагрузки выйдет и будет в Новороссийске утром.

Поздней ночью двинулись мы обратно на Мысхако. Утомленная за день лошадь едва тащилась, большую часть пути шли пешком.

Небо было чистое, звездное. По ту сторону бухты, над хребтом Маркотх, поднималась яркая предрассветная Венера. Она была так ярка, что, в момент появления из‐за горы, мы ее приняли за яркий костер. Мелькнула даже мысль: не сигнальный ли это костер, зажженный для мятежного броненосца…