Всеволод Стратонов - По волнам жизни. Том 1

Горцы, к югу от реки Кубани, с необычайным геройством отстаивали свою самостоятельность. Здесь война велась десятилетиями. И кубанские казаки, и горцы, вообще называемые черкесами, проявили в этой борьбе чудеса храбрости.

Бывало, что, узнавши через лазутчиков об уходе из казачьей станицы мужского населения, черкесы на нее внезапно обрушивались. Но их мужественно отгоняли казачки и старики. В свою очередь и черкесы с необыкновенным упорством и доблестью защищали от русских свои аулы, лепившиеся иной раз в горах точно ласточкины гнезда.

Под конец русские одолели и недоступные горные гнезда, и непроходимые тогда леса. Однако часть фанатиков черкесов предпочла переселиться в единоверческую Турцию и массами погибла при этом переходе на утлых суденышках, при крайне тяжких условиях плавания.

Другие черкесы покорились и остались в своих аулах, на насиженных дедами родных местах, за исключением только горных аулов, с которых они были принуждены выселиться на равнину.

Но в душе — не примирились. И из их среды в ту пору — дело происходило в семидесятых годах — часто выходили разбойники.

Одно время под Екатеринодаром, столицей кубанского казачества, стало опасно ездить. Постоянно находили зарезанных, а затем и ограбленных проезжих. Оставшиеся почему-либо в живых рассказывали, что на них напала шайка разбойников.

Она была очень жестокая, эта шайка. Убивали и седоков, и кучера; резали даже лошадей. Имущество проезжавших и их трупы разграблялись. Дерзость разбойников дошла до того, что они стали нападать еще засветло, в нескольких верстах от города. Убьют, разграбят и умчатся на конях…

Секретные агенты под конец сообщили:

— Глава шайки — черкес Дженетли, из аула Энем. Остальная шайка — черкесы, случайно присоединяющиеся, ради грабежа.

Устроили слежку.

Через два дня агенты сообщили посреднику, частному адвокату Жданову:

— Сегодня Дженетли с товарищами ночуют в ауле. Их сакля — на краю аула, неподалеку от леса.

Мой отец, бывший в ту пору прокурором Екатеринодарского окружного суда, взял на себя непосредственный надзор за операцией поимки. У нас в доме был род военного совета, а я с детской жадностью ко всему прислушивался.

Поздней ночью полусотня казаков во главе с начальником округа войсковым старшиной Барыш-Тыщенко выступила из Екатеринодара. С казаками поехал и отец. Возвратились уже утром. Вот что рассказывалось:

Снег валил хлопьями, покрывая папахи и черные бурки казаков. Побелели и лошади. Всадники казались белыми привидениями.

Перед рассветом метель стихла. Соблюдая возможную тишину, подошли к аулу.

Часть казаков рассыпалась цепью вокруг селения. Остальные пробираются кривыми и узкими уличками к месту сакли, указанному агентами.

Как-то резко и неожиданно раздалось женское пение. Оно несется неуловимо, откуда-то с высоты. Громкими тревожными звуками режет эта песня морозный воздух.

Переводчик объясняет:

— Сторожевая женщина! Это — вовсе не песня… Она поет, что по улице едут казаки. Должен спасаться, кому следует…

На востоке светает. Сквозь редкую сетку снега вырисовываются сакли.

К одной — подошли слишком поздно. Разбойник, предупрежденный, очевидно, пением, успел убежать в лес.

Но Дженетли опоздал.

Сакля оцеплена.

— Дженетли, сдавайся! — крикнул переводчик.

В ответ из сакли грянул ружейный выстрел.

Казаки стали отвечать. Но из сакли раздались пронзительные крики и визг.

— Там женщины!

Стрельбу прекратили. Дали вывести женщин и детей в безопасное место.

Дженетли, запершись в сакле, продолжал стрелять. Казалось — у него неистощимый запас патронов.

Были уже среди казаков и раненые.

Целый час длилась безрезультатная стрельба. Стало совсем светло.

Внезапно открылась дверь сакли — и выскочила изогнувшаяся фигура разбойника. В зубах — кинжал, в обеих руках — по револьверу.

Стреляя по сторонам, Дженетли крупными прыжками бросился к лесу, что начинался в полусотне шагов.

Так это вышло стремительно, что сразу все опешили. Он уже одолел половину пути. Вот-вот — скроется в лесу…

Одна пуля попала в ногу. Прихрамывая, Дженетли несся к лесу.

Две новые пули его прикончили.

На снегу, у самой опушки леса, лежал стройный, высокий горец. Небольшая черная бородка, широко раскрытые глаза. Папаха слетела, обнажила бритую голову. На серой черкеске расплывались бурые пятна.

Руки еще судорожно сжимали револьверы, но кинжал выпал.

На некоторое время разбои здесь затихли.

Это был разбойник, имя которого в конце минувшего столетия стало легендарным.

Что сделало его разбойником? Два его брата были арестованы за преступление.

Кэрим предъявил местным властям ультиматум:

— Немедленно освободите братьев! Иначе — я стану разбойничать.

Освободить их оснований не было, и Кэрим сдержал слово.

Он был буквально неуловим и отчаянно смел. На полицию он наводил ужас! Все ему удавалось. Тщетно гонялись за ним и конная полиция из туземцев — чапары, и казаки. С ловлей Кэрима они попадали только в смешное положение.

Кэриму помогало местное население. Ему разбойник не только не причинял зла, но еще помогал — награбленными деньгами. Понятно, что его укрывали и осведомляли о всех шагах властей.

Одно время шайка Кэрима «работала» близ селения Делижан, неподалеку от Эривани. Здесь проживала и семья моего будущего тестя, инженера, заведовавшего так называемым Эриванским участком шоссейных дорог.

Кэрим говорил населению:

— Инженеров я не убиваю. Они — полезные люди! Проводят для населения дороги, и мы ими пользуемся.

Иногда с дачи его видели проезжавшим, вместе с шайкой, по шоссе: высокий, чернобородый, с гордой осанкой, весь в серебряных украшениях.

В Делижане гостила ревизионная комиссия инженеров, приехавшая из Тифлиса. Они пользовались гостеприимством инженера Г. З. Яралова, жившего, как и моя будущая жена, в Делижане. Инженеры везли с собой крупные казенные деньги, для расплаты за работы. С ними же ехал, вместе с женой — богатой армянкой, — старик профессор медицинской академии, возвращавшийся в Петербург.

После кавказского «инженерного» обеда выехали в двух экипажах, направляясь к крупной железнодорожной станции Акстафе.

Весело было ехать в мягких рессорных экипажах. Воздух — вольный, горный, июльская жара начинает спадать.

Шоссе лентою вьется вдоль речки Акстафинки, по прославленному красотой узкому Делижанскому ущелью.

В нескольких верстах от Делижана — резкий поворот шоссе: не видно, что делается за углом. Справа возвышается скалистая гора, слева — лесистая полянка.

Компания, еще остававшаяся у Яраловых, была немало изумлена, когда, часа через два, один из экипажей возвратился обратно. Но седокам экипажа было не до веселья, когда их стали со смехом спрашивать, почему они так скоро возвратились. Бледные, встревоженные лица, подбородки трясутся…