Всеволод Стратонов - По волнам жизни. Том 1

«Царская служба» — казачья воинская повинность.

Сотенные значки носились на пиках в конных казачьих полках; имели вид кавалерийских флюгеров (флажного изделия с треугольным вырезом с краю), состоявших из двух половин с косицами: верхняя была по цвету войска, нижняя соответствовала номеру сотни.

Пернач — род булавы, навершие которой снабжалось металлическими пластинами («перьями»), которых могло быть до двух десятков.

См.: «Общество чиновников, съехавшихся в Екатеринодар из разных концов России, было очень маленькое. Состав окружного суда, хотя и небольшой, весь состоял из приезжих; в администрации же, кроме наказного атамана, вице-губернатора и еще двух лиц, все служащие были кубанские казаки. С местным обществом, к сожалению, трудно было сойтись, так как кубанцы, за исключением весьма немногих, смотрели на нас как на нежеланных пришельцев. Многие из видных местных жителей воспитывали своих дочерей в институтах, и между ними встречались очень милые барышни; сыновья же их все поступали на службу в кубанское войско. Старый кубанец, полковник Д[убонос], очень недовольный как новым преобразованием в Кубанской области, так и вторжением в их край чуждых людей, решил никогда больше не выходить из своего дома, что и исполнял неуклонно. У Д[убоноса] была хорошенькая дочь-институтка. Двое приезжих молодых людей, встречаясь с барышней в обществе, пожелали познакомиться с семьею Д[убоноса] и отправились к нему с визитом. „Что вам угодно?“ — встретил их в гостиной сам Д[убонос]. Огорошенные приемом, сконфуженные визитеры поспешили откланяться, решив на будущее время не делать подобных попыток. Были и приятные исключения. Семья генерала Б[абыча] отнеслась к приезжим в высшей степени дружелюбно. В семье были дочери-институтки и сыновья-офицеры. Б[абычи] жили открыто и часто у себя принимали» ( С [ тратоно ] ва О. А. Указ. соч.).

Правильно: Павел Денисович.

Карс — город на северо-востоке Турции, взятый русскими войсками в ноябре 1877 г., по Сан-Стефанскому договору 1878 г. отошел России и оставался в ее составе до 1918 г.

Военный совет — высший законосовещательный орган по делам военного законодательства и хозяйственного управления войсками в 1832–1918 гг.; состоял из председателя — военного министра — и членов, назначаемых по усмотрению императора.

Держи-дерево (Держидерево тернии Христа) — листопадный кустарник; из его побегов, усеянных острыми двунаправленными колючками, был сплетен, согласно легенде, терновый венец Иисуса Христа.

Рангоут (от нидерл . rondhout — круглое дерево) — устройство для подъема паруса.

«Великий князь Михаил» — двухпалубный колесный почтово-пассажирский пароход, построенный по заказу Русского общества пароходства и торговли в Ньюкасле в 1865 г. «Генерал Коцебу» — двухпалубный колесный товаро-пассажирский пароход, построенный по заказу Русского общества пароходства и торговли в Ньюкасле в 1866 г.

Русское общество пароходства и торговли (РОПиТ), учрежденное в 1856 г., имело правление в Санкт-Петербурге и главную контору в Одессе.

Царские дни — высокоторжественные дни восшествия на престол и коронования императора, рождения и тезоименитств императора, императрицы, наследника цесаревича и его супруги, а также торжественные дни рождений и тезоименитств прочих особ царствующего дома.

Вспоминая 14 января 1889 г. о своем поступлении в гимназию, В. В. Стратонов писал в дневнике: «С семилетнего возраста я был в большой дружбе со своей старшей сестрой, более, чем со Славой и Милой. Первый относился ко мне, как обыкновенно бывает в таких случаях, свысока, ибо он уже был гимназистом, кажется, даже старших классов; с Милой же я до сих пор не лажу. Виною последнему наши характеры, хотя в таких отношениях я себя не особенно виню, ибо, со своей стороны, делал почти все, что мог, для улучшения наших отношений. Более всего походили друг на друга характерами мы с Леной. С нею я занимался все почти время, и она оказывала на меня большое влияние. В 1880 году она вышла замуж за Ореста Антоновича Компанейца. Помню, я заплакал, когда Мила мне сообщила новость о сделанном последним предложении. Свадьба была в августе, и Компанейцы сейчас же уехали в Каменец-Подольск. Этим отчасти была решена и моя участь — поступление в гимназию. Я начал усердно готовиться со старшим братом. К лету 1881 г., приехав опять в Екатеринодар, Лена стала со мною тоже заниматься. Все лето прошло в горячей работе, и я в своих мечтах видел себя уже в гимназическом мундире. Часто я прибегал к советам Милы для решения таких вопросов, очень важных, как: на чем остановиться — на кепи или на фуражке; делать ли узкий галун на воротнике или широкий; какой длины делать мундир, — и все в этом роде. Благодаря ремонту гимназии вступительный экзамен все откладывался, и лишь в сентябре, кажется, 4-го числа, благодаря любезности инспектора гимназии, Ник. Вас. Костылева, я был допущен к экзамену в его квартире, полуофициальным образом, вместе с двумя другими, спешившими уезжать в случае неудачи, т. к. кстати было назначено заседание совета гимназии. Я узнал об этом за день и весь день накануне жестоко проработал. Наконец, настал давно жданный и памятный день. Окончив все приготовления, я отправился со Славой на квартиру Костылева, вооруженный свертком бумаги и карандашом. Дорогой я был совершенно спокоен и почему-то уверен в полной удаче» (НИОР РГБ. Ф. 218. Карт. 1068. Ед. хр. 3. Л. 147–148).

О самом экзамене и первых днях в гимназии Стратонов вспоминал 26 января 1889 г.: «Итак, я иду на экзамен. Слышав, что в этот день назначен совет, я ожидал встретить нечто вроде того, как рисуют в журналах заседания Государственного совета; каково же было мое изумление, когда я увидел нескольких учителей, сидящих в гостиной в домашних костюмах и толкующих… об охоте. Я этого разочарования долго не мог забыть. Слава, приведший меня, почтительно садится на предложенный стул; я же делаю это без церемоний. В зале еще два мальчика, держащие экзамен, кажется, в приготовительный класс.

Первым меня экзаменует законоучитель Смирнов. Становлюсь около стола и отвечаю. Спрашивает меня какую-то молитву: о ужас! в первый раз о ней слышу. Однако я смело заявляю, что готовился к экзамену по программе, а там оной молитвы нет (действительно, в списке молитв, данном мне Мишей Дивари, этой молитвы не было). Смирнов со своей саркастической улыбкой открывает книгу программ и показывает: молитва означена. Стою сконфуженный, понурив голову. Мне мерещится провал, падаю духом. Какие мне дальше были предложены вопросы и как на них ответил, я уже не помню. Оставил меня Смирнов; я усаживаюсь. Подходит учитель по географии и истории Мамонтов. Я продолжаю сидеть. Слава делает мне замечание, но Мамонтов останавливает, и до конца уже экзаменуюсь, усевшись. Спрашивают меня о реках на северо-западе Азии. Под впечатлением мысли о провале по Закону Божьему, я, не думая, называю Брахмапутру и соседние реки. Но потом, войдя во вкус любимого моего предмета, я отвечаю довольно хорошо, бойко перечисляю реки Азии. Слава слышал, как сейчас же после экзамена кто-то из учителей заметил Мамонтову, указывая на меня: „Да он лучше вас, Алексей Степанович, географию знает!“ (Мамонтов был не из важных географов.)