Всеволод Стратонов - По волнам жизни. Том 1

На мне была, как это было принято носить в Ташкенте, форменная фуражка военного ведомства, с красным околышем. Из-за этой фуражки меня иногда принимали за желающего подчеркнуть свою принадлежность к дворянскому сословию; дворянам также полагалось, для отличия от других, носить фуражки с красным околышем.

Экзамен — в полном разгаре. Бедному естественнику — совсем туго приходится.

Я подхожу, вежливо приподнимаю фуражку:

— Извините, господа, что я позволю себе вмешаться в вашу беседу!

— Пожалуйста!

— Изволите ли видеть, я большой любитель почитать научно-популярные фельетоны… Но иногда я не все в них понимаю. Вот счастливый случай — едут люди ученые… Могу я попросить объяснить мне…

— Что такое?

— Читал я, что есть какое-то «явление Зеемана» [231](тогда о работах Зеемана только что появились статьи, и мало кто был с этим явлением знаком). Что это собственно такое?

— Как? Зеемана?

Педагоги недоуменно переглядываются…

— Что-то не помним…

— А я кое-что об этом помню, да смутно. Давно уж было, когда об этом читать приходилось…

Вежливо кланяюсь, сажусь на свое место. Делаю вид, будто задремал, а сам наблюдаю за сконфузившимися учеными.

Они притихли. О чем-то между собою шепчутся. Но впечатление проходит, и они снова принимаются экзаменовать друг друга. На этот раз только — по астрономии.

Делаю вид, будто проснулся. Снова подхожу:

— Вот вы по астрономии беседовать изволите… Я как-то читал один астрономический фельетон. Но не понял… Может быть, вы мне любезно разъясните… Что такое собственно — коллимация [232]?

Педагоги переглядываются:

— Я… мы… не знаю!

— А вот я еще одного слова не могу понять. Читал я о каком-то планетном альбедо [233]… Что бы это могло значить?

Снова недоуменное переглядывание.

Пошептались. Один из педагогов подходит:

— Скажите, но только по совести: ведь вы специалист?

Я засмеялся.

— Если спрашиваете «по совести», то должен признаться: да!

— То-то мы и видим! Сами порезались на экзамене… А сначала приняли вас за земского начальника. Объясните теперь нам, что такое это самое явление Зеемана и — как вы это сказали? — ваше альбедо? А то неловко, вдруг ученики спросят…

Мы дружески доехали с этой компанией до Петербурга. И уже лет пятнадцать спустя, при получении заказа от Кутаисской гимназии на изданный мною учебник космографии [234], под подписью директора, я увидел приписку карандашом:

— А помните ли, как вы нас экзаменовали в вагоне?

Работа на съезде протекала более или менее трафаретно. Секции заседали в аудиториях Петербургского университета. Членов съезда было около четырех тысяч: доступ в члены был свободный.

Хозяевами астрономической секции, в которой я участвовал, были С. П. Глазенап и А. М. Жданов. Заседания прошли интересно и занятно. Перед окончанием съезда мы устроили астрономический ужин в «Малоярославце»; участвовало человек шестьдесят. Астрономов столько и на всю Россию тогда не было, но к нам примкнули геодезисты и некоторые из любителей.

Остался в памяти мой экспромт:

Под новый год некоторые из гостей были приглашены в Пулково, где, согласно традиции, все астрономы с семьями встречали событие у директора, тогда — О. А. Баклунда.

Работы на съезде, как полагалось, разнообразились экскурсиями и банкетами.

Из экскурсий сохранилось в памяти посещение недавно спущенного на воду достраиваемого крейсера «Аврора». Когда мы группой астрономов снимались в одном из его внутренних помещений, не могло прийти в голову, что этот самый крейсер будет обстреливать Зимний дворец…

Группа участников съезда, в числе около тридцати, представители разных городов, — были приглашены на раут-концерт к герцогу Г. Г. Мекленбург-Стрелицкому. Мы прослушали очень тогда известный в столице квартет герцога [235]. Желая быть любезным с учеными, герцог — высокий статный мужчина — подходил к каждому из гостей в отдельности и занимал его. Со мною он завел разговор на самую неудачную из возможных для меня тем — по теории музыки. Редкий по моей неосведомленности сюжет… Наоборот, хозяин чувствовал себя в этом вопросе сильным, и я даже заподозрил, не подходил ли герцог ко всем своим гостям с разговором именно на эту тему. Ужин, на ряде отдельных столиков, прошел исключительно оживленно благодаря хозяйке, графине Карловой, сумевшей внести жизнь даже в среду такого, казалось бы, чуждого этому дому круга случайных гостей.

Затем устроил для всех членов съезда спектакль и раут принц А. П. Ольденбургский. Он был устроен в театре Народного дома [236]. Прошел довольно скромно. Сам хозяин-принц проходил среди расступавшихся перед ним гостей с весьма неприветливым выражением лица. Чувствовалось, что он презирает всю эту публику, но печальная необходимость заставила их принять и угощать…

Затем весь состав съезда был еще приглашен на завтрак к государю, в Зимний дворец. Так как членов съезда было несколько тысяч, и едва ли кто — даже настроенные самым левым образом — хотел отказаться от царского завтрака, то лавину гостей пришлось впускать через все входы дворца.

Сам государь, однако, проживавший в Царском Селе, к гостям не показался. Или он считал ниже своего достоинства появиться в такой пестрой толпе или это признавалось небезопасным. Быть может, такие опасения и имели под собой основания, при слишком широкой записи в члены съезда. Но царское ремесло заставляет иногда немного и рискнуть… Или лучше было вовсе не приглашать к себе на завтрак. На многих отсутствие царя — хозяина, который мог показаться хотя бы издали, произвело тяжелое впечатление.

Членов съезда приветствовал, по поручению и от имени царя, кто-то из великих князей.

Сначала предоставили гостям осматривать самый дворец и его картинные галереи. Это заняло почти целый час. Затем нас пригласили к столам.

В нескольких помещениях дворца были расставлены во всю длину зал, столы à la fourchette [237]. Угощение было действительно царское: роскошь и изобилие, море вин, особенно шампанского.

Под звуки оркестров толпы членов съезда ринулись со звериною жадностью к столам; как будто боялись, что не на всех хватит. Опасение было напрасным: несмотря на всю жадность гостей, на столах еще много оставалось. Насыщались, однако, усердно, а еще усерднее пили, пили…

Результаты не замедлили сказаться. Интеллигентность не всех одарила и тактом. Несколько провинциалов напились шампанским до такой меры, что этих «ученых» членов съезда пришлось выволакивать из дворца на свежий воздух. Величественные и наглые, объевшиеся дворцовые лакеи делали это с открытым презрением. Тяжелое было впечатление…