Всеволод Стратонов - По волнам жизни. Том 1

И. И. был воспитанником Константиновского межевого института в Москве, где давалась очень недурная астрономическая подготовка. Впоследствии И. И. перешел в Корпус военных топографов и около восьми лет был заведующим Ташкентской астрономической и физической обсерваторией. Здесь он оказал несомненные заслуги пред наукой: фактически именно он поставил это учреждение на ноги, придав ему, насколько было возможно, научный характер.

Впервые мне с ним привелось иметь дело, в военно-топографическом управлении [222], по поводу моей кандидатуры на должность астрофизика в Ташкентской обсерватории. Он мне помогал в организации этого дела, однако лишь в своем понимании пользы от предстоящей мне деятельности. Научный взгляд его был довольно узкий. Делом он считал, в сущности, только астрономо-геодезические работы, то есть то, чему он научился в межевом институте. Он еще мирился и с астрометрией, или с определением положения светил. Астрофизику он считал за науку, поскольку она являлась подсобной ветвью астрометрии. Остальное в астрофизике, да и в астрономии вообще, он оценивал не очень высоко.

Померанцев удивительно проникся кастовым духом военно-геодезического ведомства, хотя и не был сам офицером Генерального штаба — геодезистом. Из разговоров с ним я заключал, что только этих последних он признавал настоящими работниками в астрономии. Будучи, вероятно — еще по московским связям, приверженцем Ф. А. Бредихина, он все же о призванных им молодых русских астрономах, противопоставляя их своим офицерам-геодезистам, отозвался мне пренебрежительно.

— Собраны с бору, да с сосенки!

Из Ташкента в первый год я с ним переписывался, но затем он меня утомил своим менторским тоном, хотя он был и на самом деле моим петербургским начальством. К тому же он часто не одобрял моей научной программы. По поводу моих наблюдений над переменными звездами он писал: «Да бросьте вы эту глазенаповщину!»

Переписка оборвалась.

Через несколько лет, после напечатания мною двухтомного труда «Études sur la structure de l’Univers», Померанцев мне высказал:

— Это такие вопросы, которыми настоящие астрономы заниматься не станут!

Я рассмеялся:

— Представьте, ваше превосходительство, я предвидел, что рано или поздно — вы мне это скажете. Поэтому, специально для вас, я напечатал на первой странице моего труда список моих предшественников в этой области. Это все, как вам известно, — очень большие имена. Полагаю, что, имея их за своей спиной, я могу не считать зазорным изучать вопрос о строении вселенной…

Померанцев засмеялся и более меня уж за это не упрекал.

Преуспевая по службе, Померанцев дошел до самого высшего поста в своем ведомстве, начальника Военно-топографического управления. Но здесь как раз подоспела революция, и ему, как чрезвычайному автократу, пришлось уходить с так желанного поста.

При большевиках остатки былого громадного Военно-топографического управления были переведены в Москву, где ставший во главе этого учреждения генерал А. И. Аузан старался спасти, что можно, для будущей России. Здесь, приблизительно в 1920 году, один из молодых генералов геодезистов читал мне выдержки из только что полученного им письма от находившегося не у дел И. И. Померанцева:

— Я чувствую, что вскоре умру. Смерть меня не пугает, и умереть — вовсе не тяжело. Но мне тяжело умирать с тем разочарованием, которое я испытал в отношении русской интеллигенции. Я в нее так верил, а она оказалась совершенно ни к чему не пригодной!

Предчувствие не обмануло: через месяц И. И. Померанцев скончался.

В 1892 году происходило обычное заседание комитета в Пулковской обсерватории. Директор Ф. А. Бредихин докладывал о сделанном заказе для обсерватории нового инструмента: 13-дюймового фотографического рефрактора, соединенного в общей оправе с 10-дюймовым астрономическим рефрактором, сокращенно называемых астрографом. Именно такие инструменты были уже построены, в числе двух десятков, для ряда обсерваторий, разбросанных по всему земному шару, с целью создания грандиознейшего международного предприятия — «Карты неба».

У присутствующего на заседании начальника Военно-топографического управления главного штаба генерала Стебницкого возникло предположение:

— Вот куда можно было бы израсходовать наши остатки!

У них, в управлении, образовался остаток в 30 000 рублей, и они не знали, какое бы ему дать назначение.

Сказано — сделано! При посредстве Пулковской обсерватории астрограф заказан. Его изготовление уже приближалось к концу, когда в Военно-топографическом управлении сообразили:

— Ведь у нас нет специалиста, который мог бы этим инструментом работать!

В самом деле, офицеру-геодезисту пришлось бы для этого дела проходить особую астрономическую выучку. Но она понадобилась бы геодезисту лишь на короткое время. Эти офицеры быстро делали карьеру по своей прямой дороге в ведомстве, и никто долго на одном месте не засиживался. Кто же из них согласился бы так долго обучаться для случайной и кратковременной службы?

Тогда решили учредить особую должность — астрофизика Ташкентской обсерватории. Просили Пулковскую обсерваторию порекомендовать на нее кандидата. Бредихин указал на меня.

Но дело с учреждением должности затянулось: Министерство финансов отказывало в разрешении на нее кредита.

В эту пору в Пулковскую обсерваторию приехал, по приглашению Ф. А. Бредихина, всесильный тогда министр финансов С. Ю. Витте. После осмотра обсерватории, за чашкой чаю, Бредихин рассказал Витте, что данный вопрос застрял в его министерстве, и упомянул, что назначение на должность астрофизика в Ташкент давно уже ждет молодой астроном Стратонов.

— Какой это Стратонов? — оживился вдруг Витте. — Не сын ли он бывшего директора Ришельевской гимназии в Одессе?

Бредихин ответил наугад:

— Ну, да! Он самый.

Ничего не сказав, Витте что-то у себя записал. Вслед за тем на должность ташкентского астрофизика кредиты в Министерстве финансов нашлись.

Витте Бредихину ничего не объяснил; но я от отца знал, в чем дело. Много лет назад молодой Витте потерпел неудачу в Тифлисской гимназии. Удаленный из нее, он приехал сдавать выпускной экзамен на аттестат зрелости в Одессу, как раз в Ришельевскую гимназию, где отец был тогда директором. Бедному юноше снова не повезло: он срезался, кажется, на письменном экзамене по тригонометрии. Но отец, по свойственной ему доброте, заступился за юношу экстерна, будущей судьбы которого никто не предвидел. С. Ю. свой аттестат зрелости благополучно получил.

Этот случай из своей жизни он теперь, очевидно, и вспомнил…