Елена Тришина - Михаил Козаков: «Ниоткуда с любовью…». Воспоминания друзей
- Название:Михаил Козаков: «Ниоткуда с любовью…». Воспоминания друзей
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент АСТ
- Год:2019
- Город:Москва
- ISBN:978-5-17-118116-1
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Елена Тришина - Михаил Козаков: «Ниоткуда с любовью…». Воспоминания друзей краткое содержание
Михаил Козаков: «Ниоткуда с любовью…». Воспоминания друзей - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
– Миша, что я здесь должна делать?
И он просто мне показывал. Я повторяла в женском варианте. Он всегда точно знал, чего хочет. Обожаю режиссеров, которые точно знают, чего хотят.
Сейчас некоторые говорят, что он натаскивал на определенную интонацию. А я утверждаю, что это не интонация, а смысл. Он это слово, например, акцентировал, потому что в этом слове и заключался смысл. Ну так и делайте за ним, если сами не можете сообразить!
Мне с ним было легко. Он бывал у нас в общежитии БДТ. Однажды мы с ним всю ночь проспорили, кто из нас больше знает Тютчева. Помню, как он в семейных трусах лежит у нас с Юрой Векслером на диване. Мы на кровати – комната общежитская. А всё общежитие уже встрепенулось, я скатерть крахмальную на стол постелила. А он спорит со мной, кто больше стихов прочитает. Три часа ночи, он выскакивает из-под одеяла, простирает руку и читает:
– Молчи, прошу, не смей меня будить!
А я ему в ответ:
– О, в этот век – безумный и постыдный!
Он кричит:
– Всё! Я ложусь спать!
А потом мы с ним спорили о стихотворении Давида Самойлова, которого Миша – единственный – читал в таком объеме, да еще и дружил с ним. А теперь Самойлова читаю только я – с дневниками и письмами, поэму «Цыганов» – целиком.
Там в стихотворении «Вот и всё! Смежили очи гении…» в последних строчках:
Как нас чествуют и как нас жалуют.
Нету их. И всё разрешено! —
Миша говорил страстно, а я – тише и печальнее. Нас рассудил Стасик Рассадин. Он сказал, что я права – надо говорить тише и объемнее.
Второй фильм, на котором я встретилась с Мишей, – это «Безымянная звезда». Не знаю, как проходил кастинг, но я должна была играть Мадемуазель Куку. Оператором был Георгий Рерберг, который впоследствии, после ссор с Козаковым, убрал свою фамилию из титров. Там значится «оператор Иванов».
Так вот Миша поначалу задумал для меня грим-костюм – какие-то букли и шапочку. Иду я по двору Ленфильма, встречаю Гошу Рерберга, тот спрашивает, каковы планы Козакова. И решительно опровергает всё это. Приводит меня в гримерную и велит постричь под каре. Челку убрать. Потом ведет меня к художнику по костюмам и выбирает английский строгий костюм и туфли на каблуках.
Миша как увидел, тут же патетически закричал:
– Что ты с ней сделал?!
Они очень оба были эмоциональны и сильно конфликтовали на этой картине, что и кончилось «оператором Ивановым».
Вся атмосфера этой картины была наполнена любовью. На этом фоне развивались романы почти всех участников процесса.
Миша показывал всю суть действия.
У него была очень хорошая жена Регина. Она была его настоящей женой, которая всегда знала, что ей надо не брать от него, а ему отдать: любовь, заботу, внимание.
Как она Мишу уговаривала оставить нас с Юрой в покое и не читать нам по ночам свои нескончаемые записки, когда мы у них на Ордынке останавливались. Она всегда гостям готовила роскошные блюда, а Мише – отдельно, у него была диета.
Когда я увидела Мишу на озвучании «Безымянной звезды» после его расставания с Региной, это был уже совсем другой человек. Он выглядел растерянным и беспомощным, абсолютно не приспособленным к жизни. Привык, что всем, кроме его творчества, его бытом, занималась Регина. Он даже не знал, сколько стоит батон хлеба.
Вообще Миша порой производил впечатление человека, влюбленного в себя. Но когда берешь в руки его книги, оттуда пахнет временем, и его самого совсем мало. Там всё – о людях, и с какой любовью! У него был большой писательский дар.
Незадолго до своего ухода он звонил мне и горестно рассказывал, что переделал для Калининграда всю свою чтецкую программу, сделал, по существу, новую, а ему заплатили всего 1000 долларов.
– Но я всё равно поеду! – говорил он.
А как он в свой последний год поехал в Америку, и из 20 дней 18 выступал, плюс квартирники – это же убийство артиста. Нельзя этого делать! Но уж такой у него был продюсер, выжимавший из него все соки.
И после этого он уехал в Израиль и тяжело заболел. Грустно сейчас об этом вспоминать.
Я часто скучаю по Мише. На его последнем вечере в Петербурге, в честь его семидесятипятилетия, я приветствовала его от лица всех петербуржцев. Он же всю жизнь оставался ленинградцем. Я ему подарила две книжки от БДТ и большой букет. Букет этот был горизонтальным – ни до, ни после я ничего подобного не видела. Там было гнездышко, в котором сидели две райские птички. Я спросила, помнит ли он, как Давид Самойлов приехал в Петербург и попал в кардиологию с сердечным приступом. Он лежал на больничной койке и переделывал известные пословицы и поговорки: «пилюля дура, а шприц – молодец», «тяжело в лечении – легко в раю».
Я говорю:
– Вот, Мишенька, когда мы с тобой уйдем туда, будем сидеть, как эти две райские птички. И читать друг другу стихи…
Юрий Ряшенцев
Открытый и трогательный человек [16] РЯШЕНЦЕВ Юрий Евгеньевич. Писатель, поэт
В моей жизни Михаил Козаков появился в 1977 году, когда в качестве режиссера делал спектакль в Театре Миниатюр «О, это беспощадное искусство», куда входила Мишина постановка «Дорогая, я не слышу, что ты говоришь, когда в ванной течет вода». Это был такой триптих, суть которого состояла в том, что существует разница между нашими актерами и американскими. Американские актеры всегда согласны на любую работу, а нашим предлагают звездные роли, но у них – «ёлки».
Там была музыка Максима Дунаевского, а мои – зонги. Это была наша первая с Мишей работа.
В моих стихах есть такая строчка: «Я люблю народных героев ненавязчиво, издалека».
Для меня Козаков был одним из звездных актеров, таким немножко из разряда золотой молодежи. И для меня стало очень неожиданным, когда Станислав Рассадин, критик очень суровый, вдруг очень хорошо говорил о нем перед каким-то его спектаклем. Я тогда впервые всерьез в него всмотрелся и понял, что это большой актер. И режиссура была у него весьма интересна.
Вопрос «режиссер ли я?» долго не давал мне покоя. Отвечаю на него осторожно: по-видимому, да. Количество поставленных мною спектаклей и фильмов, некоторые из которых имели успех, говорит, что де-юре я – режиссер. Какой? Не мне судить. Родился ли я, чтоб стать режиссером? Не уверен. По первой, первородной профессии я актер. Какой? Опять же – «А сколько ты стоишь, спроси свою знать, которой случалось тебя продавать…» Думаю, неплохой, во всяком случае – профессиональный. Именно это качество я особенно ценю и в себе, и в других.
Михаил КозаковДальше всё наше общение с Мишей, несмотря на то что одно время мы с ним даже были родственниками: его сын и моя дочь много лет прожили вместе, было эпизодическим.
Помню, как отдыхали мы с Гришей Поженяном и Юликом Эдлисом в Доме творчества в Юрмале. А Миша приехал туда с театром на гастроли и позвал нас в свою гостиницу. На этой самой вечеринке дело кончилось скандалом. Хотя заведомо следовало этого ожидать – темпераменты Поженяна и Козакова должны были столкнуться. Поженян читал свои стихи, а Миша начал читать Бродского, причем, в большом количестве. Гриша был принципиальным человеком, и взгляды Бродского и его поэзия были ему чужды. То было время, когда Бродского не очень жаловали. У них разгорелся дикий спор, и дело чуть не дошло до драки. Мы с Юли-ком их с трудом разняли.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: