Елена Тришина - Михаил Козаков: «Ниоткуда с любовью…». Воспоминания друзей

Мы приехали, Миша был очень величественным со своей трубкой. Выходил на сцену, рассказывал о своей встрече с Юрой в Израиле.

А потом я помогала пресс-центру Михаила Ходорковского собрать голоса известных людей с мнениями о процессе над Ходорковским. И я обратилась к Мише. Он уже очень плохо себя чувствовал. Но не отказал нам, и мы записали с ним интервью. Он был безупречен, говорил очень умные логичные вещи об абсурдности всей ситуации вокруг дела Ходорковского.

Это была предпоследняя наша встреча с Мишей.

Дальше был Новый год, на празднование которого меня пригласили Полунины. Слава приглашал в Париж, в свое имение «Мельница» очень узкий круг. Но в их понятиях узкий круг – это человек двадцать пять – тридцать. И тут мне звонит Миша и сообщает, что разводится с Надей: «Молодая она, что-то от меня всё время хочет, денег, а у меня дети…» И спрашивает, что я собираюсь делать на Новый год. Говорю, что лечу в Париж. И тут он заявляет, что тоже хочет, и деньги на эту свою поездку найдет, ну, может себе позволить это. И тут же начинает извиняться передо мной, что не позвонил мне, когда умер мой муж Джо. Повторял, как благодарен ему за всё, что он для него сделал. Сказал, что не нашел в себе сил, не справился с огорчением. Значит, он всё помнил: и меня, и Джо…

Я звоню Полуниным, они лично с Козаковым не были знакомы. И Полунины согласились, хотя понимали, что Миша, как обычно, всё внимание гостей сосредоточит на себе.

Через некоторое время звонит мне Миша, и говорит, что не поедет – нехорошо бросать Надю на Новый год, да и дорого…

Больше я Мишу не видела и не слышала никогда.

Когда я узнала, что Миша заболел в Израиле, я позвонила его сыну Кириллу, предложила свою помощь, может быть, нужно было собрать деньги на лечение. Но Кирилл отказался. Да и поздно уже было…

Максим Валецкий, предприниматель:

2007 год. Идея привезти Козакова в Лондон принадлежала моему другу Елене Дорден-Смит. Я предложил свою помощь в спонсировании этой поездки. По тем временам сумма была для меня пустяковая – 2000 долларов.

И вот мы с женой поехали к Козакову домой, на 3-ю Самотёчную, договариваться, как и что. Меня поразило, что жил он с женой в однокомнатной квартире. Нас встретила его молодая жена Надя. Миша был очень горд молодостью своей жены – ей было двадцать семь, ему семьдесят два года.

Мы придумали, что они приедут к нам домой, в английское наше имение. Время как раз приближалось к Масленице. Он хотел показать нам фильм о съемках своих «Покровских ворот», а потом мы все собирались угощаться блинами.

Так всё и складывалось. Удивительное началось, когда в нашем разговоре выяснилось, что он никогда не был в Стрэтфорде на Эвоне. А давно мечтал.

И буквально на следующий день после их приезда в Лондон я забрал его с Надей в гостинице, посадил в микроавтобус, и мы поехали. Была большая компания, мы гуляли, болтали, он хотел встретиться с Айаном Маккеленом – великим шекспировским актером. Но его в то время не было в Англии.

Самое примечательное началось на обратном пути. Ехать до Лондона нам нужно было часа два. Мы все нагулялись, устали, нам уже становилось скучно. Ночная дорога, пустое шоссе. И тут Миша начал читать стихи. Он начал их читать не потому, что хотел что-то нам показать. Просто всем было скучно, и все два часа он нам читал Самойлова, Бродского.

И эти два часа были просто фантастическими. Я никогда не забуду, как человек два часа хотел читать и читал. Казалось, он жил этим.

И вот еще что интересно. Я Козакова, конечно, знал по его работам в театре и кино. Но после нашего личного общения я неожиданно понял, что он совершенно беззащитный человек. Очень ранимый и очень одинокий.

Эту цитату я взяла в качестве эпиграфа к своей первой пьесе «Любовь по системе Станиславского», и она удивительным образом оправдала свой смысл, свершив в моей жизни то Чудо, о котором я не смела даже мечтать.

Не знаю, откуда подул на меня ветер перемен, который 28 августа 2007 года перенес меня в квартиру Михаила Михайловича Козакова.

Знакомы мы не были, и в гости меня Козаков не приглашал… Просто заскочивший ко мне домой по делу некий Юрий, человек, вертевшийся в театральных кругах, сообщил, что прошлую ночь он провел с какими-то людьми у Козакова, который угощал их домашним вином и стихами.

Я только закончила читать себе вслух вышеупомянутую комедию-водевиль «Любовь по системе Станиславского» и в тот момент стала использовать ее в качестве веера, спасаясь от зноя августовского вечера. Когда в один из самых трагичных моментов моей жизни я писала эту пьесу, где-то внутри меня всё время звучала интонация фильма «Покровские ворота». Очень хотелось вопреки всему гадостному, что происходило со мною, написать светлую, веселую, приподнятую над бытом и действительностью историю, пропитанную любовью и юмором.

И вдруг произносится имя Козакова! Я мгновенно уговариваю своего знакомого позвонить и попросить Михаила Михайловича уделить нам несколько минут для ознакомления с одной пьесой… «А ты не боишься? – спросил знакомый – Все-таки это Козаков!» Бояться мне было нечего. Пьеса написана под псевдонимом Роми Вальга – мужчина или женщина непонятно, главное – не я! А меня пусть он представит, как какого-нибудь продюсера. Зато я наконец-то успокоюсь! Если Козаков скажет, что мое произведение не имеет права на жизнь, то пьесу я просто сожгу в камине своего дома на Волге. И абсолютно не чувствуя никакой ответственности, как за глотком свежего воздуха, я направилась на встречу к этому удивительно умному, сложному, гениальному и необыкновенно трогательному человеку.

Козаков до нас, видимо, скучал, так как был неподдельно рад визиту вчерашнего гостя, да еще и с миловидной дамой! Еще на лестничной площадке спина его распрямилась, он перестал шаркать тапочками, стал резко молод и галантен. Мгновенно канистра с молдавским вином оказалась на столе. Стаканы для вина стояли у раковины, но Михаил Михайлович достал почему-то чашки из шкафчика. Из закуски был только виноград, еще, видимо, с прошлой ночи. От вина я отказалась и попросила чего-нибудь попить. Попросила, но так и не получила, а напомнить было неудобно… Только часа через три мне удалось отлучиться в ванную комнату, где я жадно напилась воды из-под крана! Михаил Михайлович всегда дарил гостям свои мысли, чувства, стихи, воспоминания, откровения, но его очень редко волновало то, что люди могут испытывать чувство голода или жажды. И не потому, что он был безразличен, а наверное потому, что не испытывал сочувствия к тем, кто не испытывает вкуса ко всему тому, что мучило, вдохновляло и интересовало в данный момент его. Когда он рассказывал, можно было только дышать, но тихо!