Рональд Рейган - Жизнь по-американски

Чтобы обеспечить секретность миссии спасения, мы решили вообще никого о ней не извещать. Гренада, получившая независимость в 1974 году, в течение двухсот лет была колонией Англии и все еще оставалась членом Британского содружества. Но мы не сообщили о своих планах даже англичанам, опасаясь утечки информации.

Честно говоря, я настаивал на секретности, имея в виду еще и то, что определял как "поствьетнамский синдром", — сопротивление конгресса любой военной акции за рубежом. Это была реакция на горький опыт Вьетнама. Разумеется, ни одному здравомыслящему человеку не хочется начинать военные действия, но, по моему убеждению, существуют ситуации, при которых Соединенные Штаты просто обязаны прибегнуть к военной силе — особенно когда необходимо защитить свободу и демократию или когда возникает угроза жизни и свободе наших граждан. Нельзя было позволить, чтобы призрак Вьетнама вечно витал над страной и препятствовал нам защищать законные интересы национальной безопасности. Я подозревал, что, если мы даже под строжайшим секретом сообщим о готовящейся акции лидерам конгресса, среди них обязательно найдется человек, который сообщит о ней средствам массовой информации и заодно предскажет, что Гренада станет "новым Вьетнамом". Мы уже сталкивались с подобным явлением, когда пытались остановить распространение коммунизма в Центральной Америке, и некоторые конгрессмены уже поговаривали, что Ливан, дескать, грозит стать "новым Вьетнамом", и под этим предлогом пытались ограничить конституционные полномочия президента как главнокомандующего вооруженными силами США.

Если бы мы отказали в помощи шести карибским государствам, то потеряли бы всякое доверие в странах Западного полушария, да и во всем мире.

Я не сомневался, что, если информация о миссии спасения просочится в прессу, кто-нибудь в конгрессе обязательно скажет: "Ну конечно, пока это небольшая акция, но стоит только ввязаться — и Гренада превратится в новый Вьетнам".

С этим я не мог согласиться, и, в частности и по этой причине, операция спасения в Гренаде была окружена строжайшей секретностью. Мы не стали ни у кого спрашивать разрешения, а поступили так, как считали нужным.

Дав свое согласие на миссию спасения, я лег обратно в постель, но так и не заснул и примерно через час отправился играть в гольф. Как и предполагал, я стал играть значительно хуже. За последние три года я брал в руки клюшки всего три или четыре раза, и это, конечно, сказалось на классе игры.

Когда мы добрались до шестнадцатой лунки, откуда ни возьмись на поле появились охранники из секретной службы, остановили игру и приказали нам сесть в лимузины Белого дома. Оказывается, какой-то вооруженный человек прорвался на грузовике через ворота, ведущие на поле, и захватил несколько заложников, включая двух сотрудников Белого дома. Он загнал их в магазин спортивного оборудования и грозил убить, если я откажусь с ним встретиться.

Не в моих правилах поддаваться на угрозы террористов. Это только плодит новый терроризм. Но мне сказали, что преступник сильно возбужден и жизнь заложников в опасности. Я позвонил из автомобиля в магазин и, когда там подняли трубку, сказал: "Здравствуйте, говорит Рональд Рейган…"

Ответа не было, и через секунду террорист повесил трубку. Я позвонил еще четыре раза, и каждый раз он бросал трубку. Он требовал, чтобы я встретился с ним лично, а этого агенты секретной службы допустить не могли.

Они принялись обыскивать поле для гольфа и окрестные перелески, чтобы установить, нет ли у этого человека сообщников, а меня убеждали немедленно вернуться в Вашингтон. Но я отказался. Мне ничто не угрожало, и я считал, что нам не следует подавать прессе мысль о кризисной ситуации. Тогда репортеры начнут копать и могут пронюхать про гренадскую операцию. Мы вернулись в домик Эйзенхауэра. Через несколько часов террорист освободил заложников, которым он не причинил никакого вреда, и был арестован.

(Между прочим, про одного из захваченных сотрудников Белого дома нельзя сказать, что его освободили. Он просто сказал террористу: "Послушай, жара такая, тебе не хочется выпить пивка?" Террорист согласился отпустить его за пивом, а тот ушел и не вернулся.)

Вечером мы пообедали в теплой и дружеской компании, и я лег спать немного раньше, чем обычно, — я ведь встал в четыре часа утра. Однако примерно в полтретьего ночи меня опять разбудил телефон. И опять звонил Макфарлейн. На этот раз он сообщил, что террорист-самоубийца на грузовике с динамитом только что ворвался на территорию нашего лагеря в Бейруте и врезался в стену барака. По первым сообщениям, при взрыве погибли, по крайней мере, сто морских пехотинцев.

Больше в эту ночь мне спать уже не пришлось. Я стал звонить в Пентагон — узнать, что делается для обеспечения безопасности остальных наших солдат, а затем мы с Шульцем и Макфарлейном провели несколько часов, совещаясь в той же гостиной, где обедали вчера вечером. Из Бейрута поступали все более страшные сообщения. В 6.30 мы поехали в аэропорт, сели в военный самолет и прилетели в Вашингтон. Остаток дня мы провели на заседании Совета национальной безопасности, обсуждая инцидент в Бейруте и приготовления к операции в Гренаде. Небольшие группы десантников должны были проникнуть на остров ночью для рекогносцировки и поддержки высадки, назначенной на следующий день.

В понедельник 24 октября вести из Бейрута еще более ошеломили. Спасатели отыскивали под обломками все новые тела, а некоторые из тяжелораненых умерли. Теперь мы осознали истинный масштаб катастрофы: общее число жертв составляло 241 человек. Они погибли ночью, отдыхая от трудов по поддержанию мира в Ливане. А через две минуты после первого взрыва в двух милях от аэропорта был взорван еще один автомобиль, унесший жизни 58 французских солдат, также входивших в состав международных сил.

Оба "пострадавшие за веру" терорристы-самоубийцы принадлежали, по-видимому, к шиитским фундаменталистам, к той же группе, которая в апреле этого года взорвала бомбу в нашем посольстве в Бейруте. В награду за убийство врага иранской теократии религиозные лидеры шиитов обещали своим сторонникам незамедлительное райское блаженство.

Мы с Нэнси были в страшном горе. Столько смертей! Но мне все равно нужно было выполнять свои президентские обязанности. На этот день у меня были назначены важная встреча с нашим послом в Москве Артуром Хартманом и прием президента Того. Кроме того, я обещал принять несколько человек по просьбе конгрессменов: студентку из колледжа "Нотр-Дам", получившую научную премию за разработанный ею способ определения возраста ископаемых останков рептилий; слепого юношу, который пешком прошел через всю страну от Айдахо до Мериленда, чтобы доказать, что инвалиду по плечу любая задача, стоит только захотеть; несколько вновь назначенных послов и так далее. Я никогда не забуду, какого труда мне стоило разговаривать с этими людьми о том, что было важно для них, когда мои мысли непрерывно возвращались к ужасной трагедии, произошедшей в Бейруте.