Рональд Рейган - Жизнь по-американски

Студенты рассказали мне, как их спасли. Некоторые в течение суток прятались под кроватями, пока за окнами шла стрельба. Потом они услышали: "Все, ребята, выходи!" Зычный голос сержанта, сказал один студент, прозвучал для них музыкой. Они спустились по лестнице и затем прошли к вертолетам сквозь строй солдат, своими телами загородивших их от вражеских пуль.

Один пилот позднее прислал мне письмо, в котором отметил, что на долю Гренады приходится половина мирового сбора мускатного ореха. Если бы Советам удалось захватить Гренаду, производство мускатного ореха фактически оказалось бы у них в руках. "А без мускатного ореха, — писал он, — нельзя сделать яичный коктейль, а для многих Рождество просто немыслимо без яичного коктейля. Таким образом, русские пытались украсть у нас Рождество. Но мы им не дали этого сделать".

Население Гренады встретило наших солдат с таким же ликованием, с каким французы встречали американские войска, освобождавшие их от гитлеровцев. Как и народы Европы, население Гренады находилось под пятой тоталитарного режима. Через месяц я посетил Гренаду, и восторженный прием, который мне там оказали, не оставил места для сомнений в благодарности гренадцев за нашу помощь. В Гренаде никто не писал на стенах: "Янки, убирайтесь домой!" Вместо этого десятки тысяч людей — практически все население — вышли на улицы с плакатами "Боже, благослови Америку!".

Этот день был для меня настоящим праздником. Мне кажется, что наше решение ударить по рукам Кастро и гренадских коричневорубашечников не только пресекло распространение коммунизма в этом регионе, но, может быть, и дало возможность всем американцам почувствовать гордость за свою страну.

Но, если гренадские события знаменовали один из самых счастливых моментов моего президентства, гибель наших пехотинцев в Бейруте знаменовала самый горестный.

В начале ноября 1983 года мы с Нэнси отправились в Кемп-Леджун на панихиду по морским пехотинцам, убитым в Бейруте, и американским солдатам, погибшим в Гренаде. Вечером я записал в дневнике:

"Весь день шел дождь, погода была серая и тоскливая. Сама природа, казалось, горевала вместе с нами.

Несмотря на дождь, вся церемония проходила под открытым небом. Многие плакали, и на душе у меня было очень тяжело. Затем, уже под крышей, мы пожимали руки родственникам погибших. Они держались замечательно. Некоторые вдовы и матери вместо рукопожатия обнимали меня и тихо плакали, положив голову мне на грудь. Мальчик лет восьми или девяти вручил мне конверт, сказав, что написал об отце. Открыв позже конверт, я нашел в нем стихотворение под названием "Одиночество". Затем мы отправились на вертолетах в Черри-Пойнт, и там я выступил перед толпой морских пехотинцев и их родственников. Перед отъездом из Леджуна я поговорил с некоторыми из матерей, отцов и жен, которым ранее пожимал руки… Господь помог мне найти для них слова утешения. Потом вернулись в Вашингтон. Там у меня было несколько встреч, и вечером мы приехали в Кемп-Дэвид. Пошел снег".

Позднее я получал письма от некоторых родителей, потерявших детей в Бейруте. Многие — спаси их Господь! — не только делились со мной своим горем, но старались помочь и мне. Вот одно из писем:

"Уважаемый президент Рейган!

Вам пишет мать младшего капрала Дэвида Коснера, недавно погибшего в Ливане.

Я хочу поблагодарить Вас за Ваше доброе письмо и за участие в нашем горе. Вам, видимо, сейчас очень трудно, потому что все винят Вас в этой трагедии. Я тоже проклинала всех, в том числе и Вас. Я не считала, что Дэвид защищал мир в нашей стране, и отказывалась мириться с его гибелью.

В тот бесконечный ужасный день — двадцать третьего октября, когда мы узнавали имена все новых и новых жертв, я твердила себе, что Бог не может не услышать мои молитвы. Я была уверена, что, если мой мальчик жив, Господь даст ему силы помогать раненым товарищам, а если умер, упокоит его в Царствии Небесном. До девяти часов вечера моя душа разрывалась от неизвестности. Потом пришло успокоение, и я поняла, что он уже обрел вечное блаженство.

Значит, на то была Божья воля.

Он был образцовым солдатом и имел право выбирать, на какой базе служить. Он выбрал Кемп-Леджун, зная, что оттуда будет послан в Ливан.

Никто не посылал его в Ливан против воли — он сам так решил. Я хочу, чтобы Вы знали: Дэвид бескорыстно отдал Америке самое драгоценное, что имел, — свою жизнь, и эта трагедия не может не дать добрые всходы.

Он оставил нам очаровательную внучку двух с половиной лет по имени Лина, а также светлые воспоминания о тех 22 годах, которые мы прожили вместе с ним.

Горжусь тем, что я его мать, и знаю, что наступит час, когда он снова обнимет меня.

Я обратилась к жителям нашего замечательного города с призывом поддержать Вас, человека, которому мы вручили бразды правления нашей страной, чтобы наши враги знали — мы сильны нашим единством и нашей верой.

Я молюсь, чтобы Господь даровал Вам силу принимать правильные государственные решения и чтобы Он защитил и сохранил Вас.

Искренне Ваша, Марва Коснер".

После панихиды в Кемп-Леджуне секретная служба стала каждый раз изменять маршрут следования моего вертолета. Она получила разведданные о намерении исламских террористов сбить его ракетами. Наш агент в Ливане также сообщил, что шиитские террористы хотят убить мою дочь Морин, и к ней приставили усиленную охрану.

В обстановке национального траура мне надо было решить: что же делать дальше в Ливане? Как я и ожидал, многие члены конгресса требовали вывода оттуда наших солдат. Хотя я сделал все от меня зависящее, чтобы объяснить американскому народу, зачем наши войска находятся в Ливане, многие все еще отказывались это понимать.

Я и по сей день остаюсь привержен той политике и тем решениям, которые привели к отправке морских пехотинцев в Ливан. Отряды Соединенных Штатов и трех других держав находились в Бейруте для того, чтобы поддерживать там спокойствие и дать возможность ливанской армии вести борьбу с боевиками различных группировок, которые терроризировали страну. Мы не собирались вмешиваться в гражданскую войну в Ливане на чьей-либо стороне.

И какое-то время наша политика приносила плоды. На улицах Бейрута царило спокойствие. Одна женщина написала мне оттуда, что впервые за восемь лет она смогла отправить детей в школу. Молодая американка, жених которой работал в Ливане, передала мне его слова: если бы не международные силы, то в Ливане шла бы резня христиан.

Однако постепенно выяснялось, что положение в Бейруте гораздо сложнее, чем мы поначалу предполагали. Центральное правительство Ливана, которому мы старались помочь, совсем зачахло. Соглашение 1943 года, по которому Ливан получил от Франции независимость и которое предполагало разделение власти между христианами и мусульманами, утратило всякую силу. Мусульмане и христиане разбились на множество соперничающих сект, и на политической арене царили хаос и насилие. Наша политика исходила из предположения, что ливанская армия сможет подавить вооруженные раздоры и восстановить контроль центрального правительства над всей страной. Но ливанская армия попросту была недостаточно сильна. Кроме того, мы слишком поздно осознали, что многие солдаты и офицеры ливанской армии сами поддерживали того или иного сектантского военачальника и не желали сражаться с единоверцами. Мы также упустили из виду, что, поручив нашим морским пехотинцам охрану бейрутского гражданского аэропорта, мы поставили их в чрезвычайно уязвимое положение: они находились на открытом месте, которое простреливалось с окрестных холмов. Поначалу морские пехотинцы разместились в палатках, но, когда снайперы начали за ними настоящую охоту, было решено, что они будут в большей безопасности в железобетонном здании аэропорта. У их командиров просто не хватило воображения представить себе возможность нападения террористов-самоубийц.