Рональд Рейган - Жизнь по-американски

Эта мера возымела действие. Через два дня в Ливане опять было объявлено о прекращении огня, но, как и во всех предыдущих случаях, оно продлилось недолго.

Через несколько недель после нападения на наши бараки в бейрутском аэропорту Уайнбергер прислал мне доклад по этому вопросу, который он собирался обнародовать. В этом докладе он возлагал главную вину на командование морских пехотинцев, которое не сумело организовать охрану бараков на должном уровне.

Я считал, что доклад Уайнбергера причинит лишь боль семьям погибших. Мне также не хотелось, чтобы пресса обрушилась на командиров морских пехотинцев, которые делали все возможное, чтобы в трудных условиях обезопасить своих солдат. Кроме того, они наверняка в душе и так казнят себя за происшедшее. Поэтому я взял всю ответственность на себя — в конце концов, это я их туда послал.

В начале 1984 года стало уже совершенно ясно, что ливанская армия либо не хочет, либо не может положить конец гражданской войне, в которую мы оказались втянуты против своей воли. Ясно было, что война затянется надолго. Поскольку морских пехотинцев продолжали держать на мушке снайперы и обстреливать из орудий, я отдал приказ эвакуировать их на суда, стоящие на рейде у побережья Ливана. В конце марта суда Шестого флота и морские пехотинцы, которые проливали кровь во имя поддержания мира в этой стране, были передислоцированы.

Итак, нам пришлось уйти из Ливана. К тому времени всем стало очевидно, что наши усилия тщетны. Мы не имели права оставаться в Ливане и подвергать наших солдат опасности нового нападения со стороны террористов-самоубийц. О том, чтобы развернуть настоящую войну, не могло быть и речи. Но нельзя было и оставаться в Ливане, и как бы наполовину участвовать в гражданской войне, подставляя наших солдат под удар террористов, при этом связав им руки за спиной.

В свое время мы направили наш контингент в Бейрут после зрелого размышления и консультаций с союзниками. В международных силах также были подразделения Франции, Италии и Англии. Тогда нам казалось, что мы поступаем целесообразно. И, как я уже сказал, какое-то время дела шли неплохо.

Не знаю, как можно было бы предусмотреть катастрофу, произошедшую в аэропорту. Видимо, мы не до конца понимали, как сильна атмосфера ненависти на Ближнем Востоке и как запутаны его проблемы. Возможно, мы недостаточно позаботились о безопасности морских пехотинцев — но нам и в голову не приходило, что в надежде немедленно обрести райское блаженство люди способны совершить массовые убийства, при этом пожертвовав своей собственной жизнью. Возможно, мы могли бы предвидеть, что ливанская армия, которой мы пытались помогать, просто сложит оружие и откажется сражаться со своими соплеменниками. Так или иначе, я бесконечно сожалел о своем решении послать морских пехотинцев в Бейрут, и их гибель принесла мне огромное горе.

И по сей день я молюсь за погибших мальчиков и их близ ких.

На основании горького ливанского опыта моя администрация выработала принципы применения военной силы за границей. Я бы рекомендовал и будущим американским президентам руководствоваться этими принципами. Вот они:

1. Соединенные Штаты не должны вести вооруженных действий за пределами страны, если не затронуты наши жизненно важные интересы.

2. Если принимается решение совершить военную акцию за пределами страны, то нужно обеспечить победу. Ни в коем случае нельзя предпринимать половинчатых или приблизительных мер — должна быть четко сформулированная и реалистичная цель акции.

3. Решение о вооруженном вмешательстве должно быть подкреплено уверенностью, что американский народ и конгресс поддерживают дело, за которое мы боремся, и согласны с нашими намерениями. (Вьетнам стал трагедией именно потому, что правительство предприняло военную акцию, предварительно не убедившись, что американский народ на его стороне.)

4. Даже при соблюдении всех этих условий решение о военной акции должно приниматься только в крайнем случае, когда не остается иного выбора.

После вывода американской морской пехоты из Бейрута мы продолжали искать разрешение проблем Ближнего Востока дипломатическими путями. Но гражданская война в Ливане все обострялась, арабо-израильский конфликт еще более ожесточался, и Ближний Восток оставался для меня и Соединенных Штатов источником неразрешимых проблем.

За восемь лет президентства я получил в прессе прозвище "великий уговариватель". Так вот, больше всего огорчений за эти восемь лет мне принесли мои бесплодные попытки убедить американский народ и членов конгресса более серьезно отнестись к угрозе, исходящей из Центральной Америки.

В начале 80-х годов советский коммунизм вовсе не был просто иной экономической системой, возглавляемой людьми, которые придерживались отличной от нас точки зрения на достоинства капитализма и свободного предпринимательства. Нет, это был тоталитарный режим, отличавшийся ненасытным аппетитом и нацеленный на безудержную экспансию. В странах, попавших под его тираническое господство, граждане лишались основных прав и свобод, демократические правительства свергались, церковь и профсоюзы влачили жалкое существование, суд и пресса превращались в орудие диктатуры, свободные выборы запрещались, всех противников режима бросали в тюрьмы или казнили без суда и следствия, а коррумпированную правящую верхушку награждали за счет награбленного. Короче говоря, Советы отрицали все те принципы, которыми вот уже двести лет руководствуется американский народ.

Я не был первым американским президентом, которого тревожили заговоры и махинации европейских держав в Западном полушарии. Еще в 1823 году наш пятый президент провозгласил доктрину Монро, и с тех пор Соединенные Штаты решительно противодействовали вмешательству Старого Света в дела американских континентов.

Советский Союз сумел дважды пробить брешь в доктрине Монро — сначала на Кубе, а затем в Никарагуа. В 1959 году Фидель Кастро захватил власть в Гаване и превратил Кубу, расположенную в девяноста милях от берегов Соединенных Штатов, в советский сателлит. В 1962 году Советы, с согласия и по инициативе Кастро, решили создать на Кубе базу, откуда можно было бы обстреливать Соединенные Штаты ракетами с ядерными боеголовками. Эта попытка была сорвана благодаря твердой позиции Джона Кеннеди. И все же в начале 80-х годов Куба выполняла ту самую роль, из-за которой Кеннеди бросил вызов Хрущеву. Она таки была потенциальной базой — если не наземных ракет, то подводных лодок и самолетов, которые могли обрушить на Соединенные Штаты испепеляющий ядерный груз. Мы окончательно в этом убедились в 1981 году, когда в кубинскую акваторию прибыло советское судно, построенное с единственной целью — помешать Америке обнаруживать советские атомные подлодки возле своих берегов.