Рональд Рейган - Жизнь по-американски

Но все же нельзя сказать, что в мире к началу 1988 года уже не осталось нерешенных проблем.

В то время как мы вели переговоры с Советами о заключении соглашения о сокращении ядерных вооружений, способность производить ядерное оружие продолжала появляться у других стран — по некоторым сообщениям, у Пакистана, Тайваня, Израиля и, возможно, других стран. Китай вышел на рынок экспорта ракет, предлагая средства доставки ядерного или химического оружия на далекие расстояния.

В Панаме, хотя мы использовали много различных подходов весной 1988 года, мне не удалось убедить Мануэля Норьегу покончить мирным путем с его коррумпированным диктаторством. Президент Буш решил, что безопасность американцев, проживающих в Панаме, требует от нас помощи народу Панамы разделаться с преступным правлением и призвать Норьегу к ответу перед судом в Соединенных Штатах по обвинению в сделках с наркотиками. Я от всего сердца согласен с тем, что было сделано Бушем.

В 1988 году Ближний Восток оставался таким же змеиным клубком проблем, каким он был, когда я распаковывал свои вещи в Вашингтоне в 1981 году.

Хотя наш воздушный налет на Триполи несколько поубавил пыл государственного терроризма, направляемого оттуда, силы радикального исламского фундаментализма были на подъеме не только там, но и в других районах Ближнего Востока. Полковник Каддафи развернул ускоренную программу по разработке химического оружия, чтобы распространять свою революцию со всеми вытекающими последствиями для мира, у которого было достаточно оснований беспокоиться, каким станет следующий шаг этого непредсказуемого клоуна. Кровавая ирано-иракская война все еще бушевала; и, после того как Иран атаковал американские корабли, которые охраняли Персидский залив открытым для мореплавания, мы были вынуждены ответить соответствующим образом. Ливан был погружен в бессмысленные кровавые столкновения группировок в ходе гражданской войны, а Израиль и его арабские соседи по-прежнему держали у виска друг друга приставленные пистолеты.

Джордж Шульц много работал большую часть весны 1988 года, предпринимая новые усилия по достижению мира в этом регионе, предлагая помощь Соединенных Штатов по организации международной конференции, чтобы решить палестинскую проблему. Но, несмотря на его и мои призывы, премьер-министр Израиля Ицхак Шамир отказывался присоединиться к этим усилиям, а ООП и некоторые ее арабские союзники становились все более непримиримыми. Джорджу не удалось свести стороны вместе, и этим окончилась наша последняя инициатива по достижению мира в этом районе. Моя поддержка Израиля оставалась твердой, как всегда. На сороковую годовщину его основания мы подтвердили наши гарантии его безопасности, и я в очередной раз заверил Ша-мира в нашей поддержке. В то же время я по-прежнему старался укрепить американские связи с умеренными арабскими государствами, веря в то, что их сотрудничество поможет выработать надежное решение глубоко укоренившихся проблем региона. Но каждый раз, когда я пытался осуществить более сбалансированную американскую политику путем удовлетворения их просьб в отношении современных вооружений, я натыкался на противодействие друзей Израиля в конгрессе. Поэтому некоторые арабские страны начали обращаться к Китаю и другим странам за оружием. Продолжающееся строительство израильских поселений на оккупированных арабских территориях и жесткие израильские меры по подавлению арабских восстаний на этих территориях еще больше отдаляли перспективу мира на Ближнем Востоке. В течение восьми лет я придавал первостепенное значение проблеме достижения прочного мира на Ближнем Востоке, но в конце он ускользнул от меня, как ускользал от других американских президентов до меня.

Михаил Горбачев и я надеялись подписать соглашение СТАРТ во время моего приезда в Москву в конце мая. Хотя наши эксперты работали над этим всю весну, они не смогли разрешить оставшиеся проблемы, в частности затрагивающие крылатые ракеты морского и воздушного базирования. Эксперты говорили, что продолжают надеяться, что барьеры могут быть преодолены до того, как я покину свой кабинет, но мы не могли подписать соглашение СТАРТ в Москве.

Нэнси и я прибыли в Советский Союз 29 мая 1988 года. Во время остановки в Финляндии мы узнали, что сенат подавляющим большинством голосов ратифицировал соглашение СТАРТ после нескольких недель балансирования на грани провала, что создавало неуверенность в том, что мы с Горбачевым сможем ратифицировать документы, пока я буду в Москве.

Это был мой первый визит в Советский Союз, но моя четвертая и, наверное, самая памятная встреча с Горбачевым, в частности, потому, что мне была предоставлена возможность встретиться и пожать руку простым советским людям.

На нашей первой встрече один на один Горбачев вновь выразил свое желание расширить советско-американскую торговлю. Я был готов к этому. Я уже думал о том, что намерен сказать, когда он поднимет этот вопрос. Одна из причин трудностей в расширении торговли с вашей страной, сказал я, заключается в том, что многие члены конгресса так же, как и многие американцы, выступают против этого, поскольку считают, что СССР нарушает права человека.

Я выразил мысль, которая была высказана в письме ко мне от недавнего иммигранта в Америку. Американцы, писал он, собрались со всех уголков мира, но, как только они оказываются в Америке, они ассимилируются таким образом, который является уникальным в мире. Иммигрант может жить во Франции, говорил он, и не становиться французом. Он может жить в Германии и не становиться немцем. Он может жить в Японии, но не становиться японцем. Но любой человек из любой части света может приехать в Америку и стать американцем. "У наших людей самое разное происхождение, — сказал я Горбачеву, — но они объединяются, когда видят, что кого-то дискриминируют только за то, что он принадлежит к какой-то этнической группе или религиозному верованию".

Затем я поднял тему, которая занимала мой ум уже долгое время, — свобода религии в Советском Союзе.

"Это не то, что я предлагаю для переговоров, — сказал я ему, — это просто идея. Я не собираюсь говорить вам, как управлять вашей страной, но я понимаю, что вы, возможно, беспокоитесь о том, что если разрешите слишком многим евреям, которые желают эмигрировать из Советского Союза, выехать, то произойдет "утечка мозгов", потеря квалифицированных кадров для экономики. (По нашим расчетам, что-то около четырехсот тысяч или пятисот тысяч евреев желают покинуть Советский Союз.) Я понимаю, что тут могут возникнуть проблемы. Эти люди являются частью вашего общества, и у многих из них важная работа. Но вам никогда не приходило в голову, что если этим евреям разрешить молиться так, как они хотят, и учить своих детей еврейскому языку, то они, может быть, и не захотят покидать Советский Союз?