Рональд Рейган - Жизнь по-американски

В то время в газетах много писали о том, что в случае переизбрания я собираюсь увеличить налоги. "Они ищут любой повод, чтобы обвинить меня в увиливании, — записал я тогда в дневнике. — Так нет же, при мне не будет новых налогов, а Мондейлу теперь никуда не деться от своего предвыборного обещания увеличить подоходный налог".

После того как кандидатуры Джорджа Буша и моя были предложены на второй срок в Далласе, среди всеобщего ликования и возбуждения я сказал в своей речи, что у избирателей был самый четкий выбор между двумя партиями за пятьдесят лет: несмотря на попытки демократов в Сан-Франциско переменить тон, выбор по-прежнему оставался между правительством "пессимизма, страха и ограничений и правительством надежды, уверенности и развития". После моего выступления Рэй Чарльз спел "Америка — прекрасная страна", и я думаю, что не было никого среди присутствовавших, кто бы не прослезился.

Убежден, что когда-нибудь, может, еще при моей жизни, у нас президентом будет женщина, и я часто думал, что лучший способ подготовить для этого почву — выдвинуть и избрать женщину вице-президентом. Но мне кажется, Мондейл сделал серьезную ошибку, объединившись с Джеральдиной Ферраро. По-моему, он промахнулся, избрав для этой цели члена конгресса, о которой никто никогда не слышал, и выдвинув ее кандидатуру на этот пост. Множество женщин-губернаторов в нашей стране доказали свою способность выступить в этой роли, но он ими пренебрег. Думаю, если бы республиканцы пошли на такой шаг, например с Джин Киркпатрик (нашим представителем в ООН), в этом было бы больше смысла. Не знаю, кто из демократов подошел бы больше, но Мондейл выбрал Джеральдину Ферраро просто потому, что в моем окружении не было женщин. Тем не менее выбор оказался не самым удачным.

В ходе каждого дня избирательной кампании Мондейл все более злил меня. Его основной темой было то, что я — лжец. Он утверждал, что я лгу, обещая не увеличивать налоги, если меня выберут, что на самом деле я как раз собираюсь их увеличить и что у меня даже готов план на этот счет. Я повторял все время, что не буду увеличивать налоги, а он твердил, что я лгу и ввожу людей в заблуждение.

Многие из наших основных сторонников говорили Джорджу Бушу и мне, что нам нечего опасаться Мондейла с Ферраро, так как экономика процветает, а путь к избирательным урнам определяется кошельком. Уровень инфляции упал до 4,6 процента, безработица резко сократилась, учетные банковские ставки были намного ниже, чем четыре года назад, и в опросах общественного мнения я намного опережал Мондейла.

Но, несмотря на все это, я не позволял себе излишней самоуверенности. Я никогда не любил проигрывать и теперь взялся за избирательную кампанию всерьез. Победа никак не представлялась мне легкой, и все лето и осень мне было немного не по себе.

В избирательной кампании я всегда предпочитаю действовать так, как будто я отстаю на один голос; самая большая ошибка кандидата — избыток уверенности в себе. В избирательной кампании может случиться все; так что оно и к лучшему, что я побаивался, поскольку, по мнению многих, я чуть было не загубил все дело в ту осень в первых дебатах с Мон-дейлом.

В начале октября по завершении дебатов в Луисвилле я записал в дневнике:

"Должен признаться, я проиграл. Мондейл то и дело повторял самые бессовестные вещи, я же, вероятно, так был напичкан фактами и цифрами, что в дискуссии просто не потянул. Во всяком случае, я себе не понравился. И все же Мондейл не смог опровергнуть ни одного из представленных мной фактов, а только повторял все время абсолютно лживые измышления. Но в прессе уже два дня подряд называют его победителем".

Готовясь к встрече, я провел слишком много часов над инструкциями, в натаскиваниях и прикидочных дебатах и в день настоящих дебатов просто переутомился.

Не думаю, чтобы кто-нибудь мог удержать в своей голове все те факты, которыми набивали мою голову в предшествующие дебатам дни; пару раз я действительно сказал глупость.

Хотя я и не обвиняю их в этом, но в каком-то смысле желавшие помочь мне люди мне только навредили. Дебаты приближались, и все вокруг меня начали говорить: "Вам нужно знать это… и это…" И они забивали мне голову всякого рода подробностями, формальностями и статистикой, как будто мне предстояло сдавать экзамены. И наконец, когда дебаты начались, я осознал, что не в состоянии владеть всей этой информацией и в то же время быть на высоте как полемист.

Я не часто прихожу в уныние, но горжусь своей способностью выступать публично — в конце концов, я оратор. Общее суждение, что дебаты я проиграл, не слишком меня порадовало. Многие мои сторонники пытались меня поддержать. Но я знал, что споткнулся два-три раза на глазах у миллионов, и это меня смутило.

После Луисвилля у меня были основательные причины для беспокойства по поводу исхода кампании. В нескольких опросах общественного мнения, проведенных после дебатов, некоторые мои сторонники усомнились во мне, а некоторые всесве-дущие личности заявляли в газетах, что мои ошибки доказывают, что я слишком стар, чтобы быть президентом. Один из корреспондентов телевидения при Белом доме утверждал даже, что дебаты в Луисвилле выявили якобы то, что он назвал "фактором дряхлости".

Вторые дебаты — по внешней политике — должны были состояться в Канзас-Сити через две недели, так что у меня был еще один шанс. Еще одна неудача — и отправляться бы нам с Нэнси навсегда к себе на ранчо.

Я решил больше так не готовиться, как перед первыми дебатами, и правильно сделал, потому что на вторых дебатах произошло нечто, чего, я думаю, никогда бы не могло произойти, если бы я переутомился перед этим. Один журналист спросил меня, не будет ли мой возраст помехой в избирательной кампании. Я полагаю, это был вежливый способ напомнить о моих семидесяти трех годах и моих затруднениях в предыдущих дебатах.

Ответ получился у меня как-то сам собой. Я не ожидал такого вопроса и не продумывал заранее ответ на него. Я просто сказал: "Я не намерен воспользоваться в политических целях молодостью и неопытностью моего оппонента".

В толпе захохотали, и телевизионные камеры запечатлели смеющегося Мондейла. Я уверен в том, что, будь я так же напичкан фактами, как и перед первыми дебатами, я никогда бы не нашелся так ответить; пропитавшись фактами, как накануне экзамена, человеческий ум теряет гибкость.

По подсчетам некоторых журналистов, в ходе дебатов в Канзас-Сити Мондейл двадцать два раза выступил с жесткими личными выпадами против меня, главным образом подвергая сомнению мои способности руководителя. Но, по свидетельству прессы, большинство следивших за дебатами в тот вечер запомнили именно этот мой ответ. Полагаю, они убедились, что я не настолько одряхлел. После моих ошибок в предыдущих дебатах, кажется, хотя я и не уверен, мне удалось поправить дело этими словами. Но этот инцидент вновь напомнил мне, какое огромное значение в жизни могут иметь непредсказуемые, даже мелкие подробности.