Владимир Губарев - А-бомба. От Сталина до Путина

– Не может быть!

– Это реальность. Но средств, к сожалению, не хватает. Сейчас испытания запрещены, нужны эксперименты с макетами, с обычными взрывчатыми веществами и так далее. Подтверждение безопасности боеприпаса – это комплекс разных мероприятий, и они требуют финансирования. Так что процесс разоружения нельзя рассматривать как «экономию денег» – это неверное представление. И гонка вооружений, и гонка разоружений – это весьма дорогое удовольствие, но иного пути нет.

– И в этой области мы сотрудничаем с американцами?

– Идеология очень проста: «мы делаем ядерный боеприпас для того, чтобы он был, но не применялся». В этом смысл ядерного сдерживания… Значит, боеприпас должен быть безопасен, работоспособен и надежен. В части безопасности и сохранности лаборатории США готовы с нами сотрудничать. И мы обмениваемся информацией, на несекретном уровне. «Сохранность» – это чтобы никто не украл. А «безопасность» – чтобы без команды не взорвался. Но что касается надежности, выполнения боевых задач – то тут полное молчание, обмена такой информацией быть не может… В договоре о прекращении испытаний сказано, что они могут быть возобновлены при необходимости, а следовательно, российский полигон на Новой Земле нужно поддерживать, но там сейчас обстановка очень сложная.

– Представим на секунду, что мы закрываем всю атомную промышленность разом. Но у нас остается какое-то количество ядерного оружия. Может быть, нам хватит его лет на тридцать?

– Нет, не получится. Есть срок годности у оружия. Ядерный боеприпас – это не винтовка Мосина, которую смазал и храни десятки лет. Ядерное оружие – «живое»… Приведу такой пример. В США закрыли завод по производству трития, который используется в термоядерном оружии. Пока хватает ранее наработанного. Но сейчас уже планируют строительство нового завода, иначе они не смогут поддерживать на должном уровне свой ядерный потенциал. Этим я хочу сказать, что по отношению к ядерному оружию стереотипные и привычные решения не всегда подходят, потому что в нашей области очень многое весьма специфично. Хоть период полураспада плутония 24 тысячи лет, но он постоянно «живет» – может переходить из одной фазы в другую, взрывчатка и другие материалы стареют, влияет газовая среда и так далее и тому подобное. Я перечисляю эти процессы просто для напоминания: когда принимается политическое решение, нельзя забывать о законах физики – они ведь на лозунги и призывы не очень реагируют…

Название «Департамент проектирования и испытания ядерных боеприпасов» в Минатоме России появилось недавно. А раньше – просто «главк Цыркова», по имени его знаменитого руководителя – Георгия Александровича Цыркова. Работал он здесь много-много лет, а потом до своего последнего дня частенько заглядывал в свой бывший кабинет к преемнику и ученику Волошину, так как после ухода на пенсию Георгий Александрович по просьбе министра остался советником – ведь у него поистине бесценный опыт, огромные связи и непререкаемый авторитет.

Мне посчастливилось взять первое и единственное интервью у Георгия Александровича Цыркова.

В канун гашения газового фонтана в Урта-Булаке министр Средмаша Ефим Павлович Славский разрешил мне, тогда корреспонденту «Комсомольской правды», участвовать в этом эксперименте.

«А сейчас я познакомлю тебя, – сказал он, – с нашим главным „издельщиком“, присмотрись к нему – для журналиста это кладезь! Он все знает об оружии, но что-либо говорить о нем не будет… Имей в виду, что разрешаю все, кроме „изделия“ – к нему ты подходить и близко не имеешь права… Впрочем, не беспокойся: тебя и не подпустят…» – Ефим Павлович рассмеялся, видимо, весьма довольный своей шуткой.

Через несколько минут мы познакомились с Георгием Александровичем Цырковым, начальником самого «секретного» главка министерства. Так уж случилось, у нас сложились добрые отношения. Честно говоря, несколько раз я пытался завязать разговор об оружии, но Георгий Александрович всегда говорил «нет», и его можно было понять, так как его оценки тех или иных ученых и конструкторов, событий, успехов и неудач не могли быть «сугубо личными» – слишком высокую должность он занимал в той «атомной пирамиде», которая сложилась не только в нашей стране, но и в мире. Нести ответственность за программу ядерного вооружения – это слишком тяжкая нагрузка, и ему всегда следует быть осмотрительным: все-таки люди есть люди, а слово начальника главка слишком уж весомо…

Однако взять заветное интервью мне все-таки удалось. Для этого был хороший повод: приближался юбилей Юлия Борисовича Харитона – и я этим воспользовался. Георгий Александрович не мог не сказать добрых слов о Харитоне, а потом беседа потекла шире, хотя опять-таки Цырков не стал говорить с той степенью откровенности, которая до конца раскрыла бы многие страницы истории ядерного оружия. И, пожалуй, в этом он вновь был прав – еще не пришло время, когда обо всех секретах и тайнах можно сообщать общественности. Как и в прошлом, так и сегодня разработка, производство и испытания ядерного и термоядерного оружия остаются одной из самых больших тайн любого государства, где они есть. Да и международные договоры предусматривают нераспространение ядерных технологий – мир слишком хрупок и не так безопасен, как это кажется некоторым..

Итак, наш разговор с Цырковым начался с рассказа о Юлии Борисовиче Харитоне. Я спросил Георгия Александровича:

– Когда вы впервые встретились?

– Это было в 1948 году, когда шла интенсивная работа по созданию первого образца нашего ядерного оружия. Видел я его в настоящем деле, и был он энергичным, придирчивым. Он следил буквально за каждым измерением, тщательно анализировал все направления работы. В общем, Харитон был тогда «везде»! По крайней мере, такое складывалось впечатление, и оно было близким к реальности.

– Где это было?

– В Арзамасе-16. Я как раз приехал туда и попал на тот участок, где шла интенсивная разработка заряда, а потому сразу же с Юлием Борисовичем наладился деловой контакт.

– Чем именно вы занимались?

– Отработкой конструкции первого заряда, причем в натуральных размерах. Многие делали какие-то лабораторные модели и так далее, а я попал в группу, которую возглавлял Захаренков, и там мы занимались так называемой «натурной отработкой».

– В знаменитом «зеленом доме»?

– Тогда он был белым…

– Где охрана была особая, по-моему, низший чин – капитан?

– Верно.

– И Харитон там был все время?

– Конечно. Почти безвыездно.

– Ведь он был руководителем, теоретиком?