Владимир Губарев - А-бомба. От Сталина до Путина

– Это неверно. Он всегда был очень талантливым экспериментатором, и его интересовала каждая деталь, каждый экспериментальный метод. А потому его советы всегда были полезны. У него были энциклопедические знания, а потому он мог подсказать, посоветовать любому специалисту и в ядерной физике, и по взрывчатым веществам, и в металлургии. Просто удивительно: насколько у него знания были обширны и во всех областях науки! Это не для красного словца говорю, не потому, что у Харитона юбилей, – это действительно так!

– Но ведь сейчас много пишут и на Западе, и у нас, что первая атомная бомба – это не наше достижение. Мол, все данные добыли разведчики, в частности, подробную информацию о бомбе передал Фукс?

– Да, так говорят, но с этим я согласиться не могу… На своем личном опыте я убедился, что нам приходилось отрабатывать буквально каждую деталь «изделия», причем очень тщательно. Я, естественно, тогда не знал – как и большинство! – что были какие-то материалы от Фукса. Ничего мы не читали, а все делали заново – от «а» до «я». Наверное, Харитон и Щелкин что-то читали… Если Фукс и передал, то голую схему, а ведь вся технология, детали – невероятно сложные. Методы проверок, физические параметры, технология сложнейших измерений и так далее – ничего этого Фукс не передал, да и не мог передать… Иное дело голая схема устройства первой американской атомной бомбы. Значение этих данных, конечно, важное, особенно для того времени, но для того, чтобы сделать первый наш образец, потребовалось развить целый комплекс наук и производств, нужно было оснаститься аппаратурой и многим-многим другим… В то время мы, непосредственные исполнители, считали, что все делаем с самого начала. У нас не было никаких подсказок…

– Как случилось, что вы попали в эту особую группу Захаренкова?

– Я работал в Инженерной академии сухопутных войск, где заведовал кафедрой и лабораторией профессор Покровский. Это был очень талантливый исследователь в области газодинамики и взрывных дел…

– …плюс к этому талантливый художник!

– Верно… И очень интеллигентный симпатичный человек, и я, к счастью, у него работал после окончания МВТУ. Занимался боеприпасами. Когда начали подбирать специалистов в Арзамас-16, то меня пригласили туда. Очевидно, определило то, что я уже был специалистом, а потому сразу попал в группу Захаренкова.

– Все происходящее казалось вам необычным, не так ли?

– Безусловно. Мы понимали, какая огромная задача стоит перед страной – ведь нужно было ликвидировать монополию американцев на ядерное оружие, а потому все работали с полной отдачей. Все – без исключений! Работали до двух, до четырех часов утра, не считаясь с собственными интересами: было лишь одно желание – как можно быстрее сделать эту самую атомную бомбу… О которой, впрочем, никогда не упоминали, может быть, говорили только шепотом, хотя, конечно, все понимали, чем занимаемся… Необычность была в такой работе… Ну, и нам помогала вся страна. Если в лаборатории Покровского все-таки приходилось с трудом добывать аппаратуру, разные материалы, то здесь была «зеленая улица». Работать было интересно и приятно…

– Вы один из немногих, кто был на испытании первой атомной бомбы. Что вы там делали?

– Я был назначен генералом Павлом Михайловичем Зерновым в оперативную группу, которая состояла из трех человек – Егорова, Маслова и меня. Мы в соответствии с графиком обеспечивали подготовку к первому испытанию. На мне лежала ответственность за «научные аспекты подготовки», то есть физические измерения, аппаратуру, подготовку «изделия»… Маслов занимался конструированием, Егоров – опытным производством… Павел Михайлович, очевидно, разглядел во мне неплохого организатора, и в конце концов этот путь и привел меня в начальники Главка Средмаша и Минатома России, который занимается созданием ядерного оружия… Когда я приехал тогда на полигон, то так случилось, что я стал помощником Игоря Васильевича Курчатова по всем делам, связанным с увязкой работы всех подразделений и так далее. Но кроме организаторской работы я еще участвовал в группе Жучихина по подготовке линий подрыва «изделия» на башне. А нами руководил Кирилл Иванович Щелкин.

– Хорошие были времена? Так вы о них вспоминаете?

– Я считаю, что исключительно необычные были годы! Интересно, ответственно, приятно было работать. Мы сознавали, что делаем очень важное и нужное для страны…

– Кто более всего запомнился вам? Знаю, что Зернова вы считаете своим учителем, а другие?

– На испытаниях – Игорь Васильевич Курчатов. Он поражал своей энергией, знаниями, устремленностью… Смотришь в его глаза и чувствуешь, будто какое-то излучение из них идет. Он зажигающе воздействовал на людей… Пожалуй, от Игоря Васильевича в то время осталось самое сильное впечатление.

– Вы встречались и работали с очень многими выдающимися людьми. Расскажите, к примеру, о Кирилле Ивановиче Щелкине. К сожалению, о нем известно мало…

– Глубокий ученый. Он занимался не только теоретическими исследованиями по газовой динамике и ядерной физике, но и умел «перекинуть мостик» к практическим делам. Великолепный экспериментатор, организатор, Он был первым помощником Юлия Борисовича Харитона по разработке ядерного оружия. К сожалению, он заболел, отошел от наших дел и рано умер. Говорят, «сгорел на работе» – это в полной мере относится к Кириллу Ивановичу Щелкину.

– Что с вами было после первого испытания бомбы?

– Я ушел из группы Захаренкова. Был приглашен в исследовательский отдел заместителем к Екатерине Алексеевне Феоктистовой. Это очень известный ученый, специалист по взрывным веществам. В те времена я занимался первыми исследованиями магнитной аккумуляции, которую предложил Андрей Дмитриевич Сахаров. Это прямое преобразование энергии взрыва в магнитную… Проводим первый опыт, но никаких приборов не было, и как убедиться, что мы на верном пути? Действительно ли возможно преобразовать энергию взрывчатки непосредственно в электричество? И тогда я предложил ставить неоновые лампочки… В апреле 1952 года был проведен первый опыт, и он оказался очень удачным – лампочки зажглись. Идея Сахарова подтвердилась. Тогда это все было внове, а сейчас эта область развита, проводятся новые эксперименты, и вот совсем недавно два ядерных центра – Арзамас-16 и Лос-Аламос – начали работать вместе.

– А дальше?

– Создавался новый «Объект». На Урале…

– Стоп! А разве к водородному оружию вы не имели отношения?

– У вас информация хорошо поставлена… Действительно, я занимался и подготовкой первой водородной бомбы, участвовал в испытаниях.