Владимир Губарев - А-бомба. От Сталина до Путина

– Значит, на очень опасных ядерных установках нужна не только «защита от дураков», но и защита от профессионалов?

– Как ни парадоксально это звучит, но мы такие системы начинаем вводить. Речь идет о компьютеризованных системах, которые будут четко следить за исполнением необходимых инструкций. Ушел второй человек из бункера, как это случилось сейчас, – система тут же вводит запрет на работу. Организуем разные «мышеловки» – в одну дверь зашел, код неправильно набрал – дальше уже не пройдешь, тебя не пустят. Теперь будем не только пропуска проверять, но и по рисунку ладони осуществлять контроль – в те или иные лаборатории доступ ограничен… Кстати, и на той площадке, где работал Захаров, такая система внедряется. К сожалению, она еще не действовала в полном объеме…

– Раньше ведь обходились, и весьма неплохо, обычными способами, не так ли?

– Надо полностью исключить так называемый «человеческий фактор».

– Это и безопасность, и нераспространение?

– Раньше как было: проверили тебя, прошел медицинскую комиссию – приняли на работу… Медкомиссия раз в квартал, а на спецработах – каждый день… «Органы» тебя проверили – родственники нормальные, психических расстройств нет, советской власти предан, значит, работать будешь надежно… А теперь мы спасаемся и от «внешних» врагов, и от «внутренних». Вдруг внутри персонала – по сговору или за деньги – найдется человек, способный принести вред?!

– Нельзя ли поподробнее об этой проблеме, которая, как мне кажется, возникла именно сейчас?

– «Внешний враг» – понятие привычное и знакомое. И защита от него – это колючая проволока, охрана, закрытая зона и так далее. А «внутренний враг» – это особое понятие. Обратите внимание: в последние годы нам уже «вбили» в голову, что если зарплату не платят, то такого человека легко можно совратить, мол, за деньги он может и секреты государственные продать. И такое представление постепенно становится привычным, более того, оно оправдывается некоторыми политиками… И постепенно психология человека меняется, она отличается от той, что была при социализме, а потому мы должны вводить системы автоматического контроля.

– Неужели такой перелом происходит и вы его реально ощущаете?

– К сожалению, это реальность. И мы обязаны ее учитывать.

– А когда вы начали работать в отрасли?

– В 62-м году, и сразу же попал на воздушные испытания. Это была последняя воздушная «сессия», тогда на Новой Земле испытывали самые мощные заряды. Я приехал туда – в октябре были последние воздушные взрывы. Потом я уже перешел «под землю»… Так что есть возможность сравнивать. В те времена мы полагались на человека, на его сознательность, но теперь это проблематично, а потому начинаем внедрять всевозможные автоматические системы контроля. Кстати, в Лос-Аламосе и Ливерморе, где мне довелось побывать, это существует давно, с самого начала: там такие понятия, как «совесть», «сознательность», не очень-то учитывались. Да, я понимаю, все верят в Бога, но тем не менее системы контроля очень жесткие, проверки и перепроверки и так далее. Я так бы сказал: полное недоверие к человеку! При входе покажи, что ничего на объект не заносишь, идешь назад – ничего не выносишь, металла нет, активности тоже, – и все записывается в компьютер. Даже если охранник чего-то не заметит, компьютер запишет, и если что-то произойдет, вам обязательно напомнят об этом нарушении: мол, охранника мы уволим за невнимательность, но и вы обязаны понести наказание…

– Такое впечатление, что вы осуждаете подобную систему?

– Мы привыкли к иному, но перестраиваться надо… Наши сотрудники поездили к американцам, посмотрели на их систему «полного недоверия к человеку» и поняли, что ее нужно перенимать. И теперь в научно-исследовательских работах появилась и такая строка: «мера борьбы с внутренним врагом». А это и забывчивость, и халатность, и сговор, и прямой подкуп, – в общем, все, что может привести к утечке секретной информации и материалов.

– Как все-таки вы попали на Новую Землю? И почему сразу после приема на работу – ведь такое случается редко!

– Я закончил радиотехнический факультет Уральского политехнического института… Мой старший брат еще из Арзамаса-16 был переведен в Челябинск-70, мы с ним списались, и он прислал мне анкету. Взяли и сразу же подключили к работе – делался спецрадиодальномер. Во время взрыва надо было измерить расстояние от бомбы до самолета. Работа кипела, не считались ни со временем, ни со своими личными заботами – всего себя отдавали делу. Тем более холостым был… И уже в октябре поехал с макетом на полигон, где участвовал в испытаниях. В 63-м году воздушные испытания были прекращены, но работы по дальномеру продолжались… На полигоне под Керчью однажды я пробыл девять месяцев. А ведь только что женился, но такая уж судьба у испытателей – полигоны, командировки и снова полигоны… А в 65-м году переключился на работы, связанные с измерениями при подземных ядерных взрывах. И с тех пор – тридцать лет! – на испытаниях. В том числе и на полигоне в Неваде. Был там три раза, дважды – во время испытаний. Это был совместный эксперимент в 88-м году, а потом контроль за предельной мощностью – это 91–92-й годы.

– Что-нибудь поразило при воздушном взрыве тогда на Новой Земле?

– Я был довольно-таки далеко, а потому увидел гигантское зарево. Чем-то оно напоминало северное сияние… При нем обычно бегут полосы по небу, будто занавес Большого театра закрывается… Но при ядерном взрыве все небо высветилось, и яркие облака на нем… А потом уже подземные взрывы – физически чувствуешь огромную мощь… Кстати, на полигоне в Неваде совсем иные ощущения. Их командный пункт очень далеко от места взрыва, и порода мягкая, а потому ощущения землетрясения после взрыва нет. Кнопку нажали, по телевизору увидели, как поднялась земля, и все! Ощущений сейсмичности никаких нет… А через месяц приехали в Семипалатинск. И были очень близко от эпицентра. Даже я, проработав там тридцать лет, так близко никогда не был… А тут земля поднялась куполом, по ушам ударил звук – все это рядом с тобой… Тут уж не только разумом понимаешь, но и физически чувствуешь, какая энергия выделилась!

– Вы только боевыми «изделиями» занимались?

– Не только… Начиная с 68-го года – и мирными ядерными взрывами. Мы с вами впервые встретились как раз на Памуке во время гашения нефтяного фонтана. Просто вы об этом не помните…

– Мне было запрещено общаться с «издельщиками», уж очень вы секретными были тогда людьми!

– Это верно… Да, жарко там было, все плавилось. Помню, суп даже готовили там, где «фонтанчики» газа из земли выходили… И очень тяжело было проводить измерения, так как пленки не выдерживали, а потому приходилось заряжать аппаратуру ночью, рано утром проводить измерения и тут же пленку обрабатывать. Чуть задержишься – и измерения уже не проведешь…