Владимир Губарев - А-бомба. От Сталина до Путина

Бородин:Плутоний концентрируется в легких. При 40 нанокюри облучение организма в год составляет 15 бэр. Отсюда и раковые заболевания. У нас многие погибли как раз от них…

Константинов:Я получил лучевую болезнь через год после начала работы. Но других не было, а потому я продолжал заниматься своими приборами и аппаратурой. На какое-то время нас выводили на «чистое производство», но затем мы возвращались.

Апенов:Все-таки медицинский контроль был регулярным. Постоянно брали кровь. Если ее формула менялась, то работника сразу выводили с производства… Формула крови восстанавливалась, и мы снова возвращались на прежнее место. Надо различать внешнее и внутреннее облучение. Если источник снаружи, то это ты на пляже лежишь и на солнышке греешься… И совсем иное, если надышался пылью, если источники попадают в легкие. Наконец, заключительная стадия: плутоний находится внутри тебя, в тканях, в костях. Нанокюри – это слабое излучение, но источник находится внутри организма и «работает» непрерывно. Медики установили сейчас порог – 20 нанокюри. И человека сразу же выводят с «грязного» производства. Раньше норма была 40 нанокюри. Ну а у тех, кто работал на первом этапе, естественно, гораздо больше…

Бородин:До 54-го года по признакам лучевой болезни у нас на комбинате было порядка 10 тысяч человек. В 90-м году – две с половиной тысячи «лучевиков»…

…Игорь Васильевич Курчатов сгорел в ядерном пламени в 57 лет. Ефим Павлович Славский прожил 93 года…

Кому именно принадлежит идея о конференции по теоретической физике в Ленинграде, установить так и не удалось. Вероятнее всего, тому из крупных ученых, кто не принимал участия в Атомном проекте. Но тем не менее президиум Академии наук СССР, на котором обсуждалась эта идея, посчитал разумным и полезным такую международную конференцию.

Шел 1947 год, а потому все, что в той или иной форме касалось ядерной физики, в обязательном порядке согласовывалось с Берией. Именно к нему и поступило письмо из Академии наук о намечавшейся на июнь конференции в Ленинграде.

Руководитель Атомного проекта сразу же поручил Первому главному управлению при СМ СССР высказать свою точку зрения. Судя по всему, Берия (а следовательно, и Сталин) считали политически верным и выигрышным пригласить в Советский Союз Эйнштейна, Оппенгеймера, Лоуренса и других ученых с мировыми именами. Однако что по этому поводу думают наши физики?

История не сохранила данных о том, с кем именно советовался М. Г. Первухин, когда он готовил ответ своему «шефу». Ясно, что в своем письме он излагал «коллективное» мнение. Более того, ему удалось переубедить даже президента АН СССР С. И. Вавилова, и тот изменил свою точку зрения.

В письме Первухина на имя Берии не рекомендовалось проводить такую конференцию, так как:

«1. Наши ученые-теоретики не готовы к тому, чтобы делать открытые, заслуживающие внимания ученых доклады по вопросам ядерной теоретической физики.

Имеющиеся же у них достижения в этой области связаны с секретными работами и доложены быть не могут.

2. Большая часть крупных ученых, указанных в списке, а именно: Эйнштейн, Оппенгеймер, Лоуренс, Кондон и др., вряд ли получит разрешение у своих правительств на выезд в СССР. В случае же приезда некоторых ученых они не смогут сделать доклады по интересующим нас вопросам из-за боязни нарушить закон, изданный в США, о порядке сохранения секретных данных по атомной энергии…»

Казалось бы, ситуация очевидная и аргументы убедительны, но опытный партийный босс Первухин прекрасно понимает, что его письмо может не понравится как Берии, так и «Хозяину»: а вдруг у них иная информация?! Как известно, западные ученые могут свободно ездить туда, куда они считают нужным, да и перед СССР еще не был опущен «железный занавес» с той стороны… И в своем письме Первухин делает весьма своеобразное предложение:

«Чтобы способствовать развитию теоретических работ, ведущихся нашими учеными физиками-теоретиками, было бы целесообразно пригласить в разное время в течение сентября-октября месяцев 1947 года некоторых иностранных физиков-теоретиков для прочтения открытых лекций узкому кругу физиков.

Желательно пригласить для указанной цели следующих ученых:

Паули – Швейцария;

Бор – Дания;

Дирак – Англия;

Жолио-Кюри – Франция.

Президент Академии наук СССР тов. Вавилов согласен с указанным выше предложением о замене созыва конференции приглашением в СССР отдельных ученых для прочтения лекций».

Эйнштейна и Оппенгеймера так и не решились пригласить в СССР. Не исключено, что они приехали бы…

Домыслов, легенд и мифов об участии немецких специалистов в Атомном проекте СССР столь много, что создается впечатление будто именно они сыграли решающую роль в создании у нас атомного оружия.

Это не так. Но и преуменьшать их вклад в развитие атомной промышленности в СССР не следует: он весьма значителен. Не случайно после испытания первой атомной бомбы доктор Н. В. Риль стал Героем Социалистического Труда. Вместе с Курчатовым, Зельдовичем, Харитоном и другими советскими учеными и специалистами. Многие инженеры и ученые из Германии были награждены орденами и Государственными премиями.

Итак, в какой же степени Атомный проект СССР говорил по-немецки?

Из «Отчета о состоянии работ по проблеме использования атомной энергии за 1945–1946 годы», направленного Сталину:

«Большая часть крупных ученых-физиков при нашем вступлении в Германию выехала в Западную зону Германии, где и находится до сих пор.

Однако некоторые ученые первой величины и большая группа профессорского и докторского состава осталась в нашей зоне, равно как и значительная часть оборудования научных физических учреждений…»

Ситуация в Германии была очень тяжелой. А потому некоторые немецкие ученые, получив приглашение поработать в Советском Союзе, с радостью согласились. Среди них были профессор Герц и конструктор Арденне, физики Стейнбек и Тиссен, профессора Фольмер, Доппель, Позе и другие.

Среди военнопленных также оказалось немало специалистов, связанных в прошлом с ядерной физикой и радиохимией. Некоторые из них предпочли работать «на воле». Впрочем, контроль был достаточно жестким: об этом позаботился сам Берия. Еще в августе 1946 года он отдал четкое распоряжение:

«…иметь в виду необходимость установления регулярного контроля за выполнением немцами заданий (как по качеству, так и по срокам).