Владимир Губарев - А-бомба. От Сталина до Путина

Тотальная секретность, закрывающая весь Атомный проект СССР, становилась «еще тотальнее», когда речь заходила о ядерной взрывчатке – плутонии, уране-235 и других материалах. А именно их получал и создавал коллектив, возглавляемый академиком А. А. Бочваром.

Его сотрудники спорили, где делать ударение в его фамилии – на первом или последнем слоге. Спорили долго и безрезультатно. Обратились к самому Андрею Анатольевичу. Он сказал, что давно уже привык к двойному произношению, но правильней – второй вариант, так как его семья из южных славян. «Бочвар» по-русски «бондарь».

В судьбе очень многих ученых отец и сын Бочвары сыграли особую роль. С некоторыми они встречались в весьма необычных обстоятельствах. К примеру, в канун юбилея академика А. А. Бочвара – отмечалось столетие со дня его рождения – два сотрудника НИИ-9 А. Г. Семенов и Я. М. Стерлин рассказали:

«Смутно вспоминается 1930 год, год реорганизации Горной академии, от которой отпочковался Институт цветных металлов и золота. Это обстоятельство вызвало необходимость приема первых студентов в необычное время. Так в мае 1930 года мы стали студентами Цветметзолота.

Курс общей металлографии нам читал профессор Анатолий Михайлович Бочвар. Это был спокойный, неторопливый человек с седыми бровями, из-под которых смотрели лучистые, умные и очень добрые глаза. Второй раздел курса читал сын Анатолия Михайловича. Тогда мы и не предполагали, что наша научная деятельность будет на многие и многие годы связаны с академиком А. А. Бочваром. Этот курс читался впервые и был разработан Андреем Анатольевичем. Лекции всегда поражали нас логикой, ясностью, простотой изложения, обилием практических примеров и диаграмм состояния. В то время Андрею Анатольевичу было только 30 лет, но он был уже признанным ученым.

Прошли годы, и вот в 1946 году мы вновь встретились с Андреем Анатольевичем – сначала консультантом только что организованного института по проблемам атомной энергии, а затем его директором и главным научным руководителем проблемы. А. А. Бочвар был безукоризнен. Его огромная выдержка и спокойствие, сочетавшиеся со смелостью, позволяли принимать правильные решения, его исключительное умение сплотить и направить коллектив на выполнение намеченной цели, его большой такт в обращении с каждым участником работ вместе со строгой требовательностью, – все это ясно проявилось в трудных условиях работы института. Это позволило нам создать металлургию радиоактивных металлов».

Член-корреспондент АН СССР А. С. Займовский много лет писал «Бочвариаду», приурочивая появление новой главы поэмы к очередному юбилею своего шефа.

Даже в узком кругу, отмечая юбилеи и награды, они никогда не обсуждали свои дела. Подчас даже друзья не знали подробностей о работе друг друга. Таковы были условия, в которых они жили и работали.

А потому юбилеи случались у них всегда неожиданные и нестандартные. Как это было, к примеру, когда отмечали 60-летие Александра Семеновича Займовского.

В «Девятке» его любили, а потому приготовили весьма необычный подарок от всего коллектива. Это была «металлическая» книга, сброшюрованная из 33 листов. Каждая страница изготовлена из тонкого листа оригинального сплава, созданного в лаборатории, которой руководил Займовский.

Первым взял в руки необычную книгу директор института академик Бочвар, который вместе с секретарем парткома пришел поздравить юбиляра.

Андрей Анатольевич перелистал книгу и сказал секретарю:

– Колоссальная работа, и все сделано в рабочее время! Это надо пресечь!

Всем был известен строгий нрав и жесткость академика, а потому мертвая тишина опустилась на зал.

И вдруг Бочвар улыбнулся и добавил:

– В общем, молодцы, оригинально и смешно!

Все облечено вздохнули, а кто-то тут же пообещал сделать такую же книгу, только потолще, к будущему юбилею директора.

– Нет, мое замечание о рабочем времени остается в силе…

На следующий день на даче Займовского в Жуковке, которую он получил от правительства за участие в создании первой атомной бомбы, собрались гости – друзья и соратники юбиляра. Приехали академики А. П. Александров, А. А. Бочвар, И. К. Кикоин, А. Н. Вольский и другие.

У входа на дачу висели шуточные плакаты. Все тут же узнавали Александрова: на его лысой голове торчали два пучка укропа. Анатолий Петрович хохотал от души, а по окончании веселья увез портрет с собой.

Тут же у входа стояло мусорное ведро с надписью: «Для званий, чинов, регалий. Здесь все равны».

Это день запомнился всем участникам веселья. Играли в бадминтон по олимпийской системе. К удивлению всех, выиграл турнир Бочвар. Оказывается, он занимался спортом в молодости почти профессионально, а сейчас по возможности поддерживал себя в форме.

Тамадой за столом, конечно же, был Анатолий Петрович Александров – самый известный среди физиков шутник и острослов. Один из участников застолья вспоминает:

«Александров между тостами рассказал, что во время длительных командировок на Урал его всегда удивлял тот факт, что в том конце соцгорода, где жил Займовский, все дети рождались рыжими. В ответ Александр Семенович заметил, что его тоже поразил тот факт, что на том краю соцгорода, где жил Александров, все дети рождались лысыми… Тост академика Бочвара был кратким и по существу: за Александра Семеновича – ученого, внесшего очень серьезный вклад в решение всем известной задачи и развития советской науки».

Они были «в своем кругу», все занимались общим делом, но никто ни разу не упомянул, что «всем известная задача» – это создание ядерного оружия, а «соцгород» – Челябинск-40.

А веселье продолжалось…

Кто-то предложил тост «за отечественную науку», и Александров тут же вскочил на стол, затащил туда же Займовского, потому что «иначе за нашу науку пить нельзя!». Народ потребовал, чтобы к Александрову с Займовским присоединился Бочвар, так как «без него нет науки!», и Андрей Анатольевич вынужден был взобраться на стол. Они выпили на брудершафт и под всеобщее ликование трижды прокричали «Ура!».

А. Г. Иолтуховский, который с удовольствием вспоминал об этом юбилее, рассказал:

«Мне поручили в перерыве развлекать дам анекдотами. В то время я знал их очень много. Я сидел около входной двери и, рассказывая, невольно слышал сердитый разговор, происходивший в коридоре.