Владимир Губарев - А-бомба. От Сталина до Путина

– Столько лет на одном месте – не скучно? Одни и те же березки, одно и то же обогащение урана…

– Сразу вспомнил анекдот: «Хочу быть ураном, чтобы меня обогащали!» Но если серьезно, то, конечно же, нет. Я оставляю в сторону «внешние» стороны жизни, то есть Байкал (где я, кстати, семь лет не был до вашего приезда – некогда!), неповторимую природу и красоту Сибири и все остальное. Я хочу сказать о деле, к которому прикипел всей жизнью. Немного обидно за комбинат, потому что мы стали «бедными среди богатых».

– Что вы имеете в виду?

– Идет дележ по мощностям. То есть крупным комбинатам достается больше, чем нам, а потому средств, чтобы развиваться, не хватает. Другие комбинаты на виду, ближе к Москве, а следовательно, им внимания больше. Безусловно, мы моложе остальных, но ведь, как известно, растущий организм требует особого внимания, заботы и понимания. Вот этого нам и не хватает.

– А как становятся генеральными директорами? Что для этого потребовалось?

– В нашем деле нельзя перескакивать через ступеньки, да и быть этого не может! Я прошел весь путь – от рядового технолога до директора, шаг за шагом.

– Нынче это не модно, мол, молодым нужно предоставлять все руководящие должности?!

– Начальник смены, потом начальник производства, начальник цеха, заместитель главного инженера, главный инженер, а затем уже директор. Другого пути на настоящем предприятии, на мой взгляд, быть не может.

– Значит, у вас не было случаев, чтобы выпускника вуза сразу назначать на высшие должности? К примеру, приехал талантливый выпускник МИФИ…

– Он уже доказал, что «талантливый»?

– Но так о нем говорят…

– Путь пороху нашего понюхает и покажет, что талантливый. Если на самом деле так, то дорога вверх открыта – держать его взаперти никому не интересно. К сожалению, сейчас много шустрых менеджеров – их так называют. Кстати, им все равно, чем командовать – комбинатом или пивным ларьком, лишь бы денег было побольше. Но на настоящем производстве их нет, потому что у нас вкалывать надо с утра и до вечера, днем и ночью, зимой и летом. Я знаю одно: если человек ничего не сделал, но занял высокий пост, то и там он ничего не сделает. Это аксиома жизни.

– Абсолютно согласен! Примеров тому множество, последние десятилетия это доказывают убедительно… Однако я не могу не задать еще один вопрос: откуда фамилия «Шопен»? Думаю, об этом спрашивают все, кто с вами знакомится, не так ли?

– Ясного ответа нет. Мой отец был сыном моего деда, который был доменщиком. Он направил сына учиться в Военно-морское техническое училище. А там случился Кронштадтский мятеж. Похоже, что у отца была другая фамилия, близкая к «Шопену», то ли «Шубин», то ли «Шапин». Он поменял свою фамилию, уезжая служить на Черноморский флот. Время было революционное, мятежное, а потому отцу нужно было затеряться во времени. Так и случилось. Он мне ничего не рассказывал, упорно молчал о прошлом, а потому выводы я делаю сам. Не знаю, верны они или ошибочны. Одно достоверно: к знаменитому однофамильцу, а заодно к полякам и французам, никакого отношения не имею.

– Будущее комбината. Каким вы его видите?

– Смотрю в будущее с оптимизмом. Атомная энергетика берет бурный старт, и она не сможет обходиться без нашего комбината. Это во-первых. И, во-вторых, наши мощности позволят решить проблему дефицита урана.

– Что вы имеете в виду?

– Запасы урана в стране истощаются. Мы весьма активно работаем с отвалами. Мы научились из них извлекать уран. Раньше этого делать не могли.

– Есть такая иллюзия, мол, урана в мире очень много, да и у нас, в частности, его с избытком…

– Это ошибочная точка зрения. Урана не хватает, и только работа таких предприятий, как наш комбинат, позволяет надеяться, что атомные станции все-таки будут обеспечены топливом.

– Понимаю, что последнее десятилетие ХХ века было для вас сложным…

– Честно говоря, не очень хочется вспоминать те годы. Главное, пережили их. Хотя и сегодня не ясно, куда идем и зачем. Но это уже чистая политика, а заниматься ею не хочется, хотя полностью отрешиться от нее нельзя. Но тут я вспомнил недавний случай, свидетелями которого мы были. Помните собаку с раной на ноге?..

– Конечно. Егерь рассказал, что ее медведь задрал…

– Точно. Медведь придушил эту лайку, содрал кожу с ноги, а потом утащил ее в лес. Там, как и положено, вырыл ямку, положил туда собаку и присыпал землей. Медведь ест мясо, которое слегка протухло, обычно для этого ему требуется пять-шесть дней. Он и рассчитывал вернуться сюда вскоре. Однако лайка ожила, выбралась из ямки, зализала рану на ноге и прибежала к своему хозяину. Она потащила его в лес, показала, где медведь закапывал ее. Егерь ждал медведя, но тот не вернулся, видно, почуял человеческий дух.

– История необычная, почти нереальная.

– Вот и мы в те 90-е годы были той самой собакой, которую закопал медведь. Но выбраться из ямы все-таки удалось. Так что опыт приобрели, как преодолевать самые фантастические препятствия.

– Образ убедителен, а потому расспрашивать о том времени не буду: прошло! Сегодняшний день важен, а потому проведем небольшой эксперимент. Есть хороший тест, он звучит так: вы хотели бы, чтобы ваш сын работал на комбинате?

– Он заканчивал МЭИ по специальности «атомные энергетические установки». Профессию выбирал сам. После института два года отслужил в армии. Имел возможность устроиться на работу на самых престижных предприятиях, но он попросился на комбинат.

– Думаю, это высшая оценка как самого предприятия, так и работы отца. Разве не так?

– Согласен. И делаю это с удовольствием…

Дорога на Объект начиналась таинственно, необычно, и это уже само по себе создавало ощущение причастности к главным секретам государства.

Впрочем, именно так и было.

Путь в Великую тайну, что находилась «где-то в средней полосе России», стартовал на Цветном бульваре, в доме № 12. Сейчас этого дома нет, он снесен, а потому «вход» в Атомный проект по-прежнему загадочен и притягателен – как и все, что невозможно сегодня самому попробовать и пройти.

Очень красочно (и точно!) описал этот путь Виктор Борисович Адамский, доктор наук, один из пионеров Атомного проекта. Он вспоминает:

«Это было московское представительство КБ-11. Оно имело и другие названия, которые надо было употреблять в зависимости от того, с какими партнерами ведутся дела: например, для молодых специалистов и других принимаемых на работу – почтовый ящик 49, и адрес был: Москва, Главпочтамт, почтовый ящик 49. Говорят, был случай, когда кто-то из принятых на работу или направленных в командировку понял это буквально и, увидев на Главпочтамте почтовый ящик, на котором было написано № 49, простоял около него целый день, ожидая, что за ним кто-то придет…»