Владимир Губарев - А-бомба. От Сталина до Путина

– Очень узкий круг людей – те, кому это было необходимо. Однажды к нам пришли ответственные работники ПГУ из Москвы, те, кому подчинялся комбинат. Они попросили Займовского показать им цех. Он извинился, сказал, что ему нужно разрешение на разговор с ними директора комбината. Музруков разрешил показать им только нережимные помещения цеха и ничего не рассказывать о технологии.

– Это касалось всех, не только гостей из Москвы?

– Конечно. Однажды в кабинете начальника цеха шло обсуждение какого-то процесса, точно уже не помню. Неожиданно в кабинет вошел директор завода «В» Захар Петрович Лысенко. Музруков спрашивает: «Тебе что здесь надо?», и директор сразу же вышел…

– Вы считаете, что такая секретность была оправдана?

– Она, конечно же, мешала делу… Но с другой стороны, мне кажется, в тот период она была нужна: любая информация о создании ядерного оружия в СССР имела стратегическое значение, да и нельзя было показывать, что мы «блуждаем в потемках»… К примеру, несмотря на все планы и отчаянные усилия, которые предпринимали ученые, инженеры и конструкторы, литейные печи и другое оборудование еще не были освоены, монтаж индукционной вакуумной печи не был закончен, технология изготовления тиглей из оксида магния была несовершенной: на донной утолщенной части тиглей при спекании появлялись трещины… Это я говорю только о тех работах, к которым имел отношение! А в целом по производству плутония и особенно на соседних заводах «А» и «Б» своих проблем было с избытком. Но тем не менее мы обязаны были изготовлять конструкции и детали первой атомной бомбы!

– Но прежде шли исследования?

– Постепенно изучали свойства плутония. Велись широкие лабораторные исследования, после каждой плавки корректировали температурно-временные режимы и приемы работы. Каждый слиток плутония – весом до 150 граммов – не только изучался, но и в обязательном порядке использовался для изготовления первых деталей бомбы.

Строка истории:

«К изучению свойств металлического плутония были привлечены физическая, рентгеновская и металлографическая лаборатория. Начальнику физической лаборатории В. Д. Бородич было дано задание провести дилатометрические исследования. Но дилатометра не было ни в цехе, ни на комбинате. В течение нескольких дней В. Д. Бородич сконструировала прибор и сделал его эскизные чертежи. По ее представлению прибор должен был обеспечить работу с плутонием в высоком вакууме и достаточную точность измерений. К изготовлению прибора были привлечены мастерские цеха, завода и снабженцы комбината. Через считанные дни все части прибора поступили в цех. Вскоре дилатометр был собран. Но для работы ей был нужен цилиндрический образец с плоскопараллельными торцами. Из литого стержня, предварительно обточенного на станке, его изготовил вручную на притирочной плите слесарь-лекальщик Геннадий Васильевич Симаков. У него был уникальный дар, как он говорил, „чувствовать микроны пальцами“. Первые же опыты, проведенные В. Д. Бородич, дали прекрасные результаты. Из полученных в разных опытах дилатометрических кривых рассчитывались и температуры начала и конца каждого фазового превращения, и величины объемных изменений при превращениях, и коэффициенты термического расширения каждой фазы. За ходом первых экспериментов следили А. А. Бочвар и А. С. Займовский. Андрей Анатольевич подолгу задерживался у прибора, наблюдая, как постепенно проявляется необычная природа плутония. Самое поразительное, что данные, полученные В. Д. Бородич в первых же экспериментах, как стало ясно в дальнейшем, практически совпали с результатами и зарубежных, и отечественных исследователей, которые проводили дилатометрические измерения позже на приборах высокого класса».

– Но неожиданности возникали?

– Постоянно! Идешь на работу и не знаешь, что тебя ожидает, – ведь плутоний вел себя весьма своенравно. К примеру, на отлитом образце плутония, имевшем форму полушара, через двое суток появились трещины. В общем, все экспериментальные данные свидетельствовали, что чистый плутоний весьма прихотлив, работать с ним необычайно сложно. И тогда Бочвар решил найти для него какие-то иные формы, то есть легировать плутоний. Были проверены металлы третьей группы периодической таблицы Менделеева. По требованию Харитона был исключен алюминий. Вскоре выяснилось, что лучший легирующий элемент – галлий, причем его дельта-фаза фиксируется. Таким образом, путь к использованию сплава в бомбе был открыт.

– И об этом сообщили Харитону?

– А он у нас был постоянно: ему сообщали результаты контроля каждого слитка. И именно он давал добро на изготовление из них деталей. Впрочем, еще не совсем было ясно, как именно их делать…

– Что вы имеете в виду?

– Есть разные способы изготовления деталей. Мы отрабатывали три из них… Первый – прессование из порошка. Однако вскоре это направление было забраковано: слишком опасно! Однажды порошок урана – он был имитатором плутония – рассеялся по помещению и загорелся. Игорь Васильевич Курчатов приказал немедленно прекратить подобные исследования как чрезвычайно опасные. Не удалось использовать для изготовления первых деталей и литье – оборудование удалось изготовить только осенью 49-го года… Осталась лишь технология сваривания кусков металла под давлением в вакууме. Разработка этой технологии началась в «Девятке», а продолжилась в цехе…

Строка истории:

«Проведенные в цехе опыты по диффузионной сварке кусков алюминия закончились неудачей. Куски не сваривались. Научный руководитель этих работ А. Г. Самойлов решил, что продолжать работу нельзя и нужно усовершенствовать пресс-инструмент. Когда доложили об этом А. А. Бочвару и потом Е. П. Славскому, реакция последнего была весьма бурной. В результате переговоров дело взял в свои руки Б. Г. Музруков. Он отвез А. Г. Самойлова и Ф. И. Мыськова в заводоуправление и поместил их в свою комнату отдыха с тем, чтобы они ничем не занимались, пока не сделают чертежи деталей, которые требуется заменить. В считанные дни чертежи были готовы. В. Г. Музруков направил чертежи с нарочным в самолете на один из оборонных заводов г. Горького. И уже спустя неделю все нужные детали были в цехе».

– Наверное, все, что происходило при изготовлении первой детали для бомбы, помните до мельчайших подробностей?

– Да разве такое можно забыть?! Сначала тщательная зачистка каждого кусочка плутония. Потом взвешивание и хранение в специальном контейнере. Ну а когда все слитки были подготовлены, начальник отделения громко, чтобы все слышали, считал каждый кусок и загружал его в матрицу, установленную в аппарате… После загрузки слитков опустили пуансон и аппарат установили под пресс. Началась операция сваривания. Физики подсчитали, что опасности возникновения цепной реакции нет, однако для контроля счетчик нейтронов был установлен. Поздно вечером было проведено прессование. К утру аппарат должен был остыть… Естественно, все высшее руководство комбината приехало в цех, когда из аппарата извлекали пуансон и матрицу. Матрицу освободили от обоймы и положили на металлический поддон. Попытались легкими ударами освободить деталь, но безрезультатно. Что же случилось? И тогда Ефим Павлович Славский сильно, с размаху ударил по зубилу. Одна половинка матрицы отпала. Ну а вторую уже удалось отделить легко… Деталь была цела. Все с облегчением вздохнули. Результаты измерений параметров ее были хорошие: наружный диаметр детали и без обработки соответствовал требованиям чертежа! Однако треволнения наши не закончились… Просвечивание детали проводил начальник лаборатории В. А. Коротков. Просматривали еще плохо просохшие рентгеновские пленки. И вдруг на изображении увидели темный треугольник. Дефект?! В цех немедленно приехали Курчатов и Ванников. Игорь Васильевич внимательно просмотрел пленки. Треугольник отчетливо виден… Тогда Коротков предположил, что дефект в свинцовом компенсаторе, а не в детали. Курчатов распорядился провести повторную гамма-дефектоскопию детали. Это было сделано ночью. Утром Курчатов и Ванников убедились, что дефект не в детали, а в компенсаторе. И тем не менее Игорь Васильевич потребовал «просветить» деталь еще раз… Только потом в Москву было сообщено (а это делалось ежедневно!), что можно приступать к дальнейшим исследованиям детали. И тут случилось совсем уж неожиданное…