Владимир Губарев - А-бомба. От Сталина до Путина

Я спросил его:

– Легенд много, и насколько они верны?

– Их объединяет общая ошибка. Обычно представляется так: два полушария соединяются, и происходит взрыв. Так принцип действия атомной бомбы объясняют не только в романах и фильмах, но и даже в учебниках. Однако это не имеет никакого отношения к заряду из плутония. Он не соединяется из «половинок», а «обжимается». В конструкции используется обычная взрывчатка, которая концентрированно – и в этом самая большая сложность! – подходит к шару из плутония и сжимает его. Причем шаровая форма должна сохраняться до сверхкритического состояния.

– А уран, значит, из половинок?

– Это было раньше, на заре атомного века, а сейчас схема подрыва более эффективная…

– И все-таки весть о плутонии пришла к нам из Америки?

– То, что американцы его «попробовали», было известно. Но в то, что плутоний – делящееся вещество, верил только Курчатов. Именно верил! Никто в нашей стране не знал об этом. А вдруг это блеф? И когда строили «Маяк», то твердой уверенности не было… Это экспериментальное строительство, оно шло в чем-то «на скорую руку», потому что, повторяю, в плутоний верил только Игорь Васильевич Курчатов.

– Но в «Девятке» уже знали о плутонии?

– Это случилось уже после того, как «Маяк» был практически построен… Но полной уверенности, что плутоний – делящийся материал, еще не было… На первом реакторе получили очень маленькие количества плутония, потом в «Девятке» сделали корольки, но пока никто не мог сказать точно: делится он или нет… То, что есть нейтронный фон, что это металл, – известно, но идет ли «размножение нейтронов», то есть возможна ли цепная реакция, еще экспериментально подтверждено не было…

Строка истории:

«Первый препарат плутония в количестве 73 микрограммов был получен глубокой ночью 18 декабря 1947 г. молодыми научными сотрудниками Р. Е. Картушевой, М. Е. Пожарской (Кривинской) и инженерами А. В. Елькиной и К. П. Луничкиной. Трехвалентный плутоний был светло-голубого цвета – это была голубая капелька в миллилитровой пробирке. На следующий день первый препарат плутония, полученный впервые в СССР в весовых количествах, по распоряжению И. В. Курчатова был передан в Лабораторию № 2 АН СССР В. И. Певзнеру для контрольных физических измерений. Передача состоялась в присутствии всех руководителей. Происходило все торжественно. Все были взволнованы этим большим событием – получением первого препарата. Однако не обошлось и без огорчений. К концу дня в лабораторию пришел взволнованный В. Б. Шевченко и объявил, что, как сообщили физики, препарат загрязнен. Мы здорово испугались. В. Д. Никольский начал выяснять, какие примеси попали в препарат. Он позвонил И. В. Курчатову, и тот сообщил ему, что в препарате обнаружена примесь в виде красной нитки. „Но, – весело добавил он, – препарат отличный, и физики довольны“.

Очень скоро удалось установить, что нитка принадлежит Раисе Евсеевне, которая в эти дни работала в красном шерстяном вязаном платье. После этого всем было запрещено появляться на работе в шерстяных вязаных вещах. Это распоряжение было очень легко выполнить, так как таких вещей тогда просто у многих не было».

– А как для вас, Николай Иванович, началась «плутониевая эпопея»?

– В определенной степени случайно. Я работал в Горьком. В ноябре 45-го приехал в Москву в командировку. Пошел на демонстрацию с факультетом МГУ, где раньше учился. Ко мне подошел профессор Сергей Тихонович Конобеевский и предложил поступить к нему в аспирантуру. Я сдал экзамены и меня приняли. Начал учиться, но очень скоро меня направили на «Базу № 10»…

– И вы сели в поезд и уехали на «Маяк»?

– О, это была целая эпопея! Меня вызвали и сказали, чтобы я пришел на Рязанский проспект, и номер дома назвали – сейчас уже забыл какой… Пришел. Спросили – женат ли? «Да», – отвечаю… Дети есть? «Есть»… Поезжай пока один, говорят, а попозже они к тебе присоединятся… И дали мне билет до Челябинска… Стоим с соседом у окошка, пейзажи смотрим… Вдруг появляется колючая проволока… Сосед мне тихо: «Тут атомную бомбу делают. Раньше тут дома отдыха были, санатории, а теперь всех выгнали и атомом занимаются…» Вот так я познакомился со своим будущим местом работы. Но сначала я доехал до Челябинска, пошел на конспиративную квартиру – небольшой домик, три койки стоят, а хозяйка женщина. Она меня приняла, купила билет до Кыштыма… Я приезжаю туда, но по-прежнему не ведаю, куда еду… Нахожу указанный барак. Там народу полно, есть и комендант. Меня тут же на «коломбину» – машина закрытая. Едем ночью, тряска жуткая… У контрольно-пропускного пункта останавливаемся, всех проверяют по списку…

– А почему ночью везли?

– И смотреть запрещали по сторонам! Это для того, чтобы никто не знал дороги до «Объекта»… Города еще не было. Нас привозят к бараку. Выдают постельные принадлежности, и жизнь начинается… Хоть и время позднее, но люди не спят – разговаривают… Кое-что проясняется. Говорят, что идти на заводы не надо, мол, детей потом не будет… И начинаю понимать о чем речь идет, а мне как раз туда и надо… А утром встречаю двух знакомых физиков. Они мне объясняют, что реактор уже работает, что начинают работать радиохимики – то есть идет выделение плутония, а у Бреховских будет металл, но завода еще нет… Попал я к Феодосию Максимовичу, который мне тут же объяснил, что на «хозяйстве» сейчас делать нечего и надо ехать в Москву на «Базу № 1», где проходят стажировку работники будущего завода «В».

– «База № 1» – это «Девятка»?

– Да. Название у института из-за особой секретности менялось несколько раз… Конобеевский сразу же повел меня к Андрею Анатольевичу Бочвару. Мы познакомились. Беседа была очень короткая. И трудно было тогда даже предположить, что теперь вся моя жизнь будет связана с этим выдающимся человеком… Бочвар назначил меня на должность начальника цеха № 4.

– Но ведь сам цех был на Урале?

– Да, но формирование его шло в «Девятке», и этот принцип, узаконенный Бочваром и Займовским, был абсолютно правильным! Они знакомились с людьми, внимательно изучали их и определяли им должности. Ведь Бочвар был ответственным за выпуск металлического плутония и самого «изделия», и ему нужна была полная уверенность в людях. В «Девятке» отрабатывалась модель будущего производства, и, мне кажется, именно «принцип Бочвара» и определил конечный успех. В институте стажировались многие сотрудники будущего цеха № 4. Впрочем, стажировались – это не совсем точно. Вместе шел поиск новых решений технических проблем изготовления деталей из плутония, вместе отрабатывали будущие технологии.