Владимир Губарев - А-бомба. От Сталина до Путина

– С деталью?

– Нет, с Борисом Львовичем Ванниковым… Когда деталь была установлена на стенде, где проводились нейтронные измерения, в лабораторию пришли Курчатов, Харитон и Ванников. При приближении грузного Ванникова к стенду счетчик нейтронов защелкал быстрее. Ванников то приближался к стенду, то удалялся, и каждый раз счетчик фиксировал изменение нейтронного фона. Это лишний раз свидетельствовало, что деталь сделана из делящегося материала.

– Казалось бы, теперь надо было бы и успокоиться?

– Совсем наоборот: чем больше трудностей преодолевали, тем более напряженной становилась обстановка… После нейтронных проверок первая плутониевая деталь бомбы поступила на механическую обработку. Выбор соответствующего станка, проектирование и установка на нем камеры, создание необходимой оснастки, приспособлений и нестандартного измерительного инструмента, выбор режимов резания и все другие работы проводились под руководством сотрудника института М. С. Пойдо. А обработка детали была поручена токарю высшей квалификации Александру Ивановичу Антонову. Порядок был такой: каждое очередное снятие стружки токарь мог проводить только по разрешению Пойдо, который в своей рабочей тетради после каждого прохода резца подсчитывал размеры детали… У станка стоял Завенягин, смотрел, как работает токарь. Неожиданно он остановил работу и заявил, что деталь запорота. Пойдо и Антонов заверяли его, что все в порядке, но Завенягин, возбужденный, настаивал на своем. Сделали внеочередную проверку – все размеры были в порядке…

– Конструкторы заряда были здесь же?

– Они ждали, когда мы изготовим вторую деталь заряда. И она вскоре появилась. Вот тут-то мы и передали комплект физикам. Они расположились в здании № 21, вход в которое был категорически запрещен. Как позже я узнал, там группа физиков во главе с Курчатовым и Харитоном проводили «критическую сборку», то есть устанавливали критическую массу заряда.

Строка истории:

«При покрытии второй детали произошло ЧП. На внутренней поверхности образовался высокий дендрит. Устранить его без нарушения покрытия было невозможно. Будет ли деталь после снятия покрытия годной? Как снять покрытие, не повредив деталь? Возникшая ситуация особенно серьезной была для научного руководителя цеха А. С. Займовского. Когда он сообщил о случившемся Б. Л. Ванникову, тот возбужденно заявил, что, если деталь будет забракована и ее придется изготавливать заново, он отдаст его под суд. Ответ Александра Семеновича, что он не боится советского суда, вызвал неожиданную реакцию Ванникова, который воскликнул: „А я вот боюсь!“… К счастью для всех, покрытие с детали сняли легко. Повторное покрытие детали было удачным».

– Вы знали, что скоро пройдут испытания?

– Нет. Просто однажды изготовленные детали «исчезли». Это случилось ночью, когда в цехе никого не было. Об успешном испытании я узнал случайно. Приехал в цех Славский, увидел Бочвара и радостно сообщил ему об успехе. Я понял, что речь идет об испытаниях… А потом было опубликовано сообщение ТАСС.

– А с Берией вы встречались?

– «Встречались» – это неточное слово: я был для него одним из многих тысяч… Ну а видеть «грозного министра» довелось. Кстати, вскоре после испытаний атомной бомбы стало известно, что Берия приедет на комбинат и посетит наш цех № 4. В день его приезда на рабочих местах были оставлены только ответственные исполнители. Мне поручили ждать его прихода у входа в хранилище плутония, которое мы уже к этому времени построили. Но Берия только остановился у входа, выслушал объяснения директора Музрукова и, не осматривая хранилища, пошел дальше. Его сопровождала большая свита генералов.

– И на этом можно было поставить финальную точку?

– Все только начиналось! После испытаний бомбы в цех поступил приказ Б. Л. Ванникова жестко закрепить разработанный технологический процесс в инструкциях. А в конце было сказано, что виновные в нарушении инструкции будут отдаваться под суд… А вскоре цех № 4 прекратил свое существование. Весной 1950 года закончилось строительство здания № 11. По решению директора комбината начался переход производства специзделий. Он шел медленно, поэтапно, так как существовал план производства деталей из плутония, и его необходимо было выполнять. Однако летом 1950 года цех № 4 прекратил свое существование.

– Вы с удовольствием вспоминаете то время?

– Да, жесткий был режим, огромная ответственность, пристальное внимание начальства, но атмосферы страха и скованности не было. Ученые и руководители, и особенно А. А. Бочвар, сумели создать и поддерживать в цехе особый психологический климат, исключающий расхлябанность, но стимулирующий творческий поиск. И это в значительной степени обеспечило успех.

– А ваша семья приехала к вам?

– Да, и достаточно быстро. Дело в том, что были специальные уполномоченные, которые привозили в «зону» людей…

– Почти как в лагеря?

– Нет, такое сравнение недопустимо! В зарытых городах все-таки были хорошие условия жизни, хотя и существовали определенные ограничения.

– Людей не выпускали за колючую проволоку?

– Тут была некоторая дискриминация… Если человек достигал определенной должности, то для него были сильные послабления. Как только я стал заместителем начальника цеха, то Музруков мне разрешал выезжать из «зоны» – уже в 1950 году я поехал отдыхать в Кисловодск. И каждый год я имел возможность поехать куда-то, но подавляющее большинство людей не выпускали. Это, конечно же, раздражало многих: мол, начальников выпускают, а нас держат за колючей проволокой…

– Как вы считаете, без такой секретности можно было обойтись?

– Надо представлять и чувствовать атмосферу тех лет. Мы были убеждены, что если информация от нас «выползет», то американцы могут и нанести ядерный удар. А потому «дух секретности» был потрясающий!.. Я вдруг вспомнил один случай. У нас был инженер Усанов. Уже два года прошло, как мы делаем «изделия». Я как начальник цеха принимаю у него экзамены по технике безопасности. Я спрашиваю: «Знаешь, с чем работаешь?» «Знаю, – отвечает, – с материалом 30-Е». Это был шифр нашего сплава. «Ну а что это за материал?» Он мне рассказывает о радиоактивности, о том, что и как надо делать, но что это именно плутоний – он и не догадывался! Два года прошло, а он не знает!.. Оказывается, он боится спросить… Он знает только то, что ему разрешено, и не более того!

– Слова «плутоний», «уран» не существовали?

– Конечно нет! Только шифры…

Строка истории (из воспоминаний М. Пожарской):

« Илья Ильич Черняев вернулся домой с работы поздней ночью, усталый и голодный, и попросил жену, которую разбудил, что-нибудь дать поесть.