Михаил Алексеев - «Верный Вам Рамзай». Книга 1. Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии 1933-1938 годы

Дальнейшего развития эта связь, по воспоминаниям Гудзя, не получила. После увольнения из посольства «Простак» устроился в исследовательское управление МИД Японии, куда его порекомендовал земляк, бывший посол Японии в Москве. Перспективы сотрудничества с «Простаком», учитывая его новое место работы и связь с видным дипломатом, были отличными. Но Шебеко, после отъезда Гудзя вновь ставший резидентом, не смог этим воспользоваться. «Ценнейший источник был потерян», если допустить, что «Простак» не был подставой или что он сразу же не сообщил в иностранное отделение токко об интересе русских к своей персоне. И то, и другое исключается.

По поручению Гудзя Кондратенко и Косухин разрабатывали знакомство с полицейским чином из иностранного отделения токко, а затем его вербовку. Кондратенко не знал японского языка и был вынужден прибегать к помощи Косухина, который уже арестовывался полицией. Этот источник — «Сук» — стал давать материал о работе своего отделения, в частности, по сводкам наружного наблюдения. «Сук» «работал» до 1938 года, но в связи с его командировкой в Хайлар связь временно прервалась. Весной 1939-го Шебеко был отозван в Москву, и связь с «Суком» не была восстановлена [296].

На допросе 9 июня 1939 г. Шебеко отвечал на вопросы, касавшиеся этого агента: «ВОПРОС. А источник “Сук” давал вам ценные материалы?

ОТВЕТ. Ценных материалов он не давал, если не считать полученные от него в 1938 году материалы из Военно-технического штаба, которым ИНО дало хорошую оценку.

ВОПРОС. Откуда этот полицейский получал такой материал?

ОТВЕТ. Он получил этот материал от своего приятеля Мацусито, который работает переписчиком в Военно-техническом управлении японской армии. “Сук” этот источник подготовил к вербовке для нас с моего согласия.

ВОПРОС. Марусима (так в тексте. — М.А. ) был завербован?

ОТВЕТ. Нет, не был завербован. Я его лично не видел, но о нем я разговаривал с “Суком”.

ВОПРОС. Почему вы его не завербовали?

ОТВЕТ. Потому что я не смог с ним встретиться лично, а “Сук”, как он мне говорил, боялся сказать ему прямо, на кого он должен будет работать» [297].

Даже если предположить, что разрабатываемое лицо не было подставой, связь с ним — и это очевидно — легко вскрывалась из-за нарушения требований конспирации.

Гудзь сформулировал основной вывод — «работать в Японии очень трудно, но можно. Есть возможность и для осуществления нелегальной работы. По мнению резидента, успешные вербовки японцев можно было проводить в Калифорнии и в Китае. «В Китае это могут быть военные, жандармы, коммерсанты, журналисты. Эти люди могут делать быструю карьеру при возвращении на родину, так как везут с собой багаж опыта и “веса” в глазах общества. Но проведение таких вербовочных мероприятий выходило за компетенцию деятельности токийской резидентуры» [298].

Б.И. Гудзь, пришедший в разведку из контрразведки, принес свои взгляды на организацию разведывательной работы за рубежом и в течение двух лет пытался претворить их в жизнь.

Через 60 лет, в конце 1990-х, Гудзь утверждал:

«1. Полицейский режим (неотступное наружное наблюдение) в тот период был сравнительно терпимым. Во всяком случае, как правило, систематического наружного наблюдения за мной не было.

2. Общение европейцев на улицах и в общественных местах с японцами бросалось в глаза (европейцев очень мало).

3. Конспиративные передачи материала, исключающие визуальную фиксацию их со стороны, производить возможно.

4. Встречи в ресторанах, закусочных, музеях и других общественных местах, исключающих фиксацию, организовать крайне затруднительно. Рестораны, как правило, связаны с полицией. Наиболее безопасные встречи можно производить в автомашине (подхватить в удобных местах источник-японца в машину)» [299].

Вот как в конце жизни он описывал преимущество внешней разведки по сравнению с военной: «На мой взгляд, преимущество нашей внешней разведки по сравнению с военной разведкой заключалось в том, что наши разведчики, прежде всего контрразведчики, исходили из того, что мы можем отталкиваться в своей вербовочной работе от тех органов противника, которые непосредственно так или иначе соприкасаются с нашими дипломатическими и консульскими учреждениями в порядке их охраны и даже наружного наблюдения, то есть с полицейскими и жандармскими службами противника.

Парадоксально, но факт — в Харбине и Корее (Сеул), в Хоккодате и в Японии, например, нам удалось завязать конспиративные связи с людьми из этих служб. Конечно, это было связано с большими сложностями, но это одна из эффективных возможностей в разведке. Источники из этих органов могут быть не только близки с наблюдением за нашими сотрудниками, но могут проникать в любые, в том числе и военные объекты. Военные разведчики как огня боятся этих служб, а между тем отсутствие подходов к этим объектам обедняет нашу военную разведку» [300].

То, что в Харбине, Сеуле и Хакодате источниками резидентур ИНО были сотрудники полицейских и жандармских органов, не может не вызвать настороженности, поскольку этот факт может свидетельствовать о шаблоне в работе японской контрразведки, который годами отказывалась замечать советская политическая разведка. Парадоксально, что в Центре не возникло вопросов по поводу бесперебойной и долголетней работы «одноплановых» агентов, источников документальной информации, в стране с жестким контрразведывательным режимом. Не заметили шаблона и в объяснениях доступа к документальной информации — в наличии «друзей», выносивших и передававших агенту многостраничные секретные материалы, которые после фотографирования в консульстве либо посольстве и возвращались обратно агенту, а затем — «другу». Так незатейливо, без фантазий продолжалось годами, и ни у кого в Центре не возникали вопросы по поводу одинаковых схем работы в Харбине и Токио.

«Источники в жандармерии имеют почти неограниченные возможности в получении сведений об армии противника, — делился своими воспоминаниями Гудзь. — Этому способствуют служебные возможности, так как военная жандармерия ведет постоянное наблюдение за всеми подразделениями армии. Таким образом, мы через агентуру в жандармерии получаем возможность иметь представление о дислокации, численности, вооружении, планах, перебросках частей, политико-моральном состоянии личного состава.

Можно привести пример: наша резидентура в Харбине через агента, состоящего на службе в армейской жандармерии, получила следующие сведения:

1. Большой обзор положения в Корее, составленный японским командованием для японского парламента.

2. Материалы штаба о вооружении японской армии в Корее.