Михаил Алексеев - «Верный Вам Рамзай». Книга 1. Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии 1933-1938 годы

Жаль, что все это взяло гораздо больше времени, чем мы предусматривали. Но, подчеркиваю, что моей вины в этом абсолютно не было. Я должен был здесь ждать Бернгардта, который наконец приехал, теперь я должен ждать нашего друга Р. в Париже, т. к. после успехов в Германии он мне совершенно необходим.

Отсюда вытекает, главным образом, в связи с падением доллара, что сумма, ассигнованная на нашу поездку будет недостаточна, и я должен использовать немного из денег, ассигнованных на первые месяцы работы в стране моего назначения».

Нет никаких указаний на то, от кого именно он получил рекомендацию в «новое германское министерство пропаганды»: использовал ли какие-либо свои прежние связи или же в этом ему помогли лица, к которым он, в свою очередь, имел рекомендацию от Гельмута Войдта и Бернштейна. Из дальнейшей переписки «Рамзая» можно заключить, что от использования этой рекомендации в Министерство пропаганды он воздержался.

В своем письме Зорге не обошел вниманием и «вопрос об Ольге», который был неразрывно связан с «вопросом о Кристине»: «По вопросу об Ольге. Хотя мои позиции газетного корреспондента постоянно улучшаются, я считаю, что, к сожалению, ей все-таки лучше ехать в качестве моей жены, чем в качестве секретарши. Но и это положение /секретарши/ тоже не целиком исключается. Однако она должна обращать на себя внимание в качестве моей секретарши. Чтобы ехать как моя жена, имеется сапог, принадлежащий моей прежней жене, с которой я и официально разведен, чтобы иметь возможность использовать этот сапог. Он будет Вам прислан и должен послужить основанием для изготовления другого сапога, по точным указаниям и точной договоренности с Ольгой. Оригинал должен быть затем непременно и в самом срочном порядке послан обратно и возвращен настоящему владельцу его. Если это не будет в точности выполнено, то все будет испорчено, вся комбинация погибнет, помимо других важных опасных моментов. Кроме того, считаю совершенно необходимым услать отсюда мою прежнюю жену. Она вполне согласна и предлагает уехать в одну страну. Но переезд должен быть ей оплачен, а это будет стоить 600–700 марок. Все же мы считаем эту комбинацию необходимой, чтобы в случае каких-нибудь запросов не иметь сейчас же неприятностей в работе. Кроме того, для Ольги нужно изготовить брачное свидетельство, точно также по указаниям здешнего сапожника. Когда Ольга поедет, она получит от меня временный в стране нашей работы, или, если она поедет очень поздно, точный адрес от наших шанхайских деловых друзей. Она должна сделать следующее: во-первых, должна привезти с собой еще денег на нашу работу; во-вторых, привести маленький фотоаппарат, т. к. до сих пор он еще сюда не прибыл; в-третьих, в Шанхае, где она все равно должна пробыть с кораблем 24 часа, устроить почтовую связь и хорошую явку. Китайская виза, образцом которой Вам послужит виза на последнем сапоге, должна быть перенесена на сапог Ольги. Теперь я определенно рассчитываю не позднее 1 сентября прибыть на место назначения. Примерно к тому времени прибудет и Бернгардт. Точное время, когда я буду в Америке, я сообщу Вам из Парижа. Тогда прошу срочно уведомить наших друзей в Америке, чтобы я не должен был опять ожидать. Ибо в Америке я имею право лишь на очень кратковременное пребывание, и я должен непременно соблюсти это. Прошу это учесть.

Борис расскажет Вам обо всем лично, т. к. он хорошо знает эти вопросы. Считаю, что, несмотря на много затраченного времени, мы все должны быть довольны теперешними результатами создания базы для моей работы.

Всем мой сердечный привет. Рамзай».

В Германии Зорге встречался и с радистом «Бернгардтом» (Бруно Вендтом), выехавшим из Москвы в середине мая, который с помощью нелегальных представителей Центра («Джим», «Борис») решал вопросы своей легализации.

«Бернгардта, — писал Зорге все в том же письме, — я теперь должен оставить одного, т. к. уезжаю. Ему дана связь с Джимом [346], чтобы, на всякий случай, иметь связь к Вам. Если в его подготовке возникнут какие-либо особые моменты, прошу ему помочь. Я оставил ему достаточно денег по теперешнему курсу доллара. Но если доллар в дальнейшем будет так же падать, то и он очутится в затруднении. Нужно непременно позаботиться о том, чтобы в этом случае он получил через Джима еще на поездку, в особенности потому, что его легализация в качестве коммерсанта тоже может стоить кое-что. Т. к. 2.000 дол., полученные мной на первые месяцы работы, теперь тоже изрядно сократились, Ольга должна непременно приехать в Я. с новыми деньгами не позже 1 октября, либо же кто-нибудь должен приехать из Шанхая и выручить меня деньгами. Дело с долларом выглядит совершенно безнадежно. Прошу иметь в виду этот важный вопрос».

В этом же письме Зорге напомнил о женщине, которую оставил в Москве: «Прошу помочь мне в следующем личном деле: с этих пор я буду иногда посылать официальной почтой письма А.К. Максимовой. Это мои личные письма женщине, с которой я жил у Вас дома, которую считаю своей женой. Она — работница на заводе термометров Молотова. Ее адрес надо узнать у Вилли Шталя [347] или у Ольги. Очень прошу эти редкие письма передавать по назначению. Я говорил об этом также с Борисом, который обещал, что вы сделаете мне это личное одолжение. Еще раз сердечный привет. Рамзай».

Отправил Зорге и частное письмо Ольге Бенарио, которое «осело» в архиве:

«Милая Ольга!

Итак, все, что я мог сделать — сделано…

К сожалению, я не получил ни от Вилли, ни от Тебя адреса моей приятельницы. Это свинство с Вашей стороны… Итак, постарайся скорей приехать, хорошенько запомни шифр, т. к. я, кажется, уже забыл часть и перепутал.

Сердечный привет, Рамзай».

В июне 1933 г. Бронину все-таки удалось увидеться с Зорге. Встретились они в открытом берлинском кафе на окраине, в послеобеденный час, когда посетителей бывает очень мало.

«Начну с внешности Рамзая, — вспоминал Бронин. — Выше среднего роста, статный, широкоплечий, он был весьма представительным мужчиной. Высокий лоб, острый взгляд пытливых глаз; морщины — отпечаток умственной работы, переживаний и раздумий; характерное выражение смелости и волевой решительности. Это интересное, значительное лицо быстро не забывалось. Достаточно было хоть раз в него вглядеться, чтобы определить, что это человек, твердо уверенный в себе, закаленный большим опытом жизненной борьбы. По выражению лица могло казаться, что Рамзай несколько высокомерен, но в действительности этого не было. По отзывам тех, кто с ним сталкивался еще в Москве, он был хорошим товарищем, с которым легко устанавливались дружеские отношения.

Такой внешний облик мало подходил бы разведчику, который старается не привлекать внимания окружающих и незамеченным растворяться в толпе, но при планах Рамзая занять в Токио видное положение в обществе, внушительная внешность только помогала. Кажущееся высокомерие как нельзя лучше подходило к его будущему амплуа нациста… Многие его японские коллеги по печати видели в нем типичного высокомерного нациста и избегали его».